Уровень жизни населения в дореволюционной России / С. А. Нефедов

Начатая на сайте "Клиодинамика"1 дискуссия об экономических причинах революции была продолжена на страницах ведущих российских журналов и получила общественный резонанс2. В ходе этой дискуссии одни из участников, придерживаясь традиционной точки зрения, утверждали, что причиной революции был низкий уровень жизни народных масс. Другие доказывали, что потребление было достаточным, уровень жизни повышался, а революция была вызвана иными, внеэкономическими причинами. Новый виток дискуссии был связан с появлением монографии Б. Н. Миронова "Благосостояние населения и революции в имперской России"3. В рецензии на эту работу А. В. Островский4 указал на допущенные Мироновым ошибки; при этом упоминались и критические замечания, сделанные в ходе предшествующей дискуссии.
Главное из них касалось неверного определения Мироновым душевой нормы расхода зерна на фураж. По Миронову, эта норма составляла 18 кг, в то время как по расчетам Министерства продовольствия она была в 7 - 8 раз больше5. Столь существенное занижение расхода, естественно, приводило к ложной оценке удовлетворения потребностей населения в продовольствии и фураже. Обнаружение этой удивительной ошибки, во-первых, обрушило всю концепцию Миронова, а во-вторых, свидетельствовало о его некомпетентности в вопросах потребительских норм, о незнании источников и литературы.

Отвечая Островскому, Миронов обвинил в дилетантизме своего оппонента6. Попробуем разобраться, кто же тут страдает дилетантизмом. Расчеты Миронова оформлены в виде таблицы VI.12. на с. 293 его монографии; мы приведем здесь лишь данные этой таблицы, касающиеся периода 1909 - 1913 годов (табл. 1 на с. 128).

После того как Островский указал на допущенную ошибку, Миронов все-таки попытался ее исправить. На сайте Миронова "Социальная история" появилась страница "Опечатки"; на этой странице отмечено, что в таблице VI:12 вместо "Норма зерна на едока" нужно читать "Норма зерна и фуража на едока", а вместо "Норма фуража" нужно читать "Норма корма для птицы и сдачи в запасные хлебные магазины". Таким образом, Миронов согласился с тем, что норма фуража не может быть равна 18 кг, и отнес этот расход на "корм для птицы...".

Напрасно Миронов настаивает, что это всего лишь опечатка7, - таких "опечаток" не бывает. Да и в другой работе Миронова опубликована таблица, идентичная названной и содержащая те же "опечатки"8. Более того, в другой статье в ответ на

	Ед. измерения	1909 - 1913 гг.	1901 - 1910 гг.
Средний валовой сбор (официальные данные)	млн т	68,6	59,01
Средний валовой сбор (с 10% поправкой)	млнт	75,46	64,91
Семена	млнт	11,42	13,27
Продовольствие и фураж для городов	млнт	5,72	4,78
Армия	млн т	1	0,89
Винокурение	млнт	1,27	1,53
Экспорт	млнт	11,42	10
Товарный хлеб	млн т	19,86	17,2
Продовольствие и фураж для деревни	млн т	44,18	34,44
Население сельское	млн человек	104,8	94,41
Население городское	млн человек	15,8	13,21
Продовольствие и фураж для деревни над. н.	кг	422	365
Норма зерна на едока. Исправлено на: "Норма зерна и фуража на едока "	кг	287	237
Норма фуража. Исправлено на: "Норма корма для птицы и сдачи в запасные хлебные магазины "	кг	18	154
Норма хлеба и фуража на человека	кг	305	409
Индекс удовлетворения хлебом		147
Индекс удовлетворения хлебом и фуражом		138	89

Таблица 1. Оценка потребления хлеба и картофеля населением в 50 губерниях Европейской России в 1909 - 1913 гг. у Миронова. Курсивом отмечены исправления, сделанные на его сайте (http://bmironov.spb.ru/book2.php?=14&lm=6&lc=nn). Расчеты для 1901 - 1910 гг. выполнены мной.

критику он доказывает, что в его расчетах все правильно, что, вводя норму в 18 кг, он даже преувеличивает расходы зерна на фураж9. Теперь же оказывается, что 18 кг зерна хватит лишь на "корм для птицы...". Другая "опечатка", "норма зерна на едока" в 287 кг, также дублируется в упомянутой статье и в книге. Как теперь признает Миронов, эта норма в действительности равна 237 кг, и, стало быть, 287 кг - это тоже ошибка (не опечатка). Итак, Миронов, пытаясь доказать, что русские крестьяне были вполне "удовлетворены хлебом", делает сразу две грубейшие ошибки, повторяет их в разных изданиях, упорно отстаивает их в дискуссии и после всего этого обвиняет указавшего на эти ошибки оппонента в дилетантизме. Так кто же тут на самом деле страдает дилетантизмом?

Однако и новая, исправленная фуражная норма Миронова (50 кг) столь же ошибочна, как и предыдущая. Она рассчитана для 1850-х годов и включает лишь овес для лошадей10. Миронов же использует эту норму в расчетах потребления для начала XX века. Между тем к началу XX в. положение изменилось: луга были большей частью распаханы и из-за недостатка сена приходилось не только увеличивать овсяной рацион лошадей, но и кормить коров соломой. При этом солому можно было использовать в корм только с посыпкой из ржаной муки - и посыпки теперь шло на корма больше, чем овса. В итоге, по подсчетам Министерства продовольствия, в 1917 г. при сельском населении 83,1 млн. человек расход на фураж оценивался в 778,5 млн. пуда11, то есть 154 кг на человека ("корм для птицы" тут не учтен). Не 50 кг, а 154 кг! Эта очередная ошибка Миронова снова ставит под вопрос его тезис об удовлетворении крестьян хлебом. Получается, что в сумме минимальная норма расхода в пищу и фураж вместе с "кормом для птицы и сдачей в продуктовые магазины" должна составлять 237+154+18=409 кг - а не 305 кг, как у Миронова. С учетом введенной Мироновым произвольной, необоснованной "поправки" в 10% остаток хлеба в 1909- 1913 гг. у крестьян немного превышал минимальную норму. Однако так было далеко не всегда. В табл. VI.12 Миронов сравнивает пятилетие 1909 - 1913 гг. с десятилетиями второй половины XIX в., что методически неверно: с десятилетиями можно сравнивать только десятилетия. Если мы рассмотрим десятилетие 1901 - 1910 гг., то окажется, что даже с учетом 10-процентной "поправки" остаток хлеба у крестьян был существенно ниже нормы в 409 кг (см. табл. 1). Таким образом, если не ограничиваться произвольно выбранными наиболее урожайными пятилетиями, а рассматривать средние по более длительным периодам, то недостаток продовольствия и фуража станет очевидным, несмотря на "поправки" и исправления "опечаток".

Главная проблема, которая рассматривается в книге Миронова - это использование антропометрических данных для анализа динамики уровня жизни в конце XIX - начале XX века. Понятие "уровня жизни" слишком неопределенное, и Миронов использует "альтернативный показатель" - дефинитивный рост людей, достигаемый к моменту наступления полной физической зрелости. Увеличение роста должно свидетельствовать о повышении "уровня жизни", уменьшение роста - о понижении "уровня жизни".

Однако имелось ли увеличение роста новобранцев в России в 1874 - 1913 годах? Миронов использует два вида показателей для среднего роста новобранцев. "Индивидуальные" показатели - это показатели, высчитанные Мироновым по ограниченному контингенту, для которого имеются точные данные о росте. "Суммарные" показатели подсчитаны чиновниками и берутся из официальных источников. Островский обратил внимание на то, что "индивидуальные" и "суммарные" показатели указывают на разную динамику роста (см. табл. 2)12.

             

	1851 - 1855	1856 - 1860	1861 - 1865	1866 - 1870	1871 - 1875	1876 - 1880	1881 - 1885	1886 - 1890	1891 - 1895
"Индивидуальные" данные	165,8	165,9	165,4	165,5	165,8	165,5	166,1	166,4	165,8
"Суммарные" данные	164,7	164,7	164,5	165,2	166,6	167,1	167,5	167,7	167,4
Разница	1,1	1,2	0,9	0,3	-0,8	-1,6	-1,4	-1,3	-1,6
"Индивидуальные" данные о рабочих	165	164,8	164,7	164,9	165,3

Таблица 2. Динамика роста новобранцев в 1851 - 1895 гг. - в см, по годам рождения (МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения, с. 185, 186).

В то время как "индивидуальные" данные фактически не показывают какого-либо увеличения роста рекрутов 1851 - 1895 гг. рождения, "суммарные" данные дают значительный рост. Миронов отдает предпочтение "суммарным" данным, и увеличение среднего роста - это основной аргумент Миронова в дискуссии об уровне жизни населения и причинах русской революции. Миронов пытается доказать, что в 1861 - 1914 гг. в уровне благосостояния были достигнуты "самые впечатляющие успехи"13. "За 50 лёт, 1866 - 1915 гг. рост увеличился на 4,5 см - с 164,5 до 169 см, - пишет Миронов. - ...Прорыв в уровне биостатуса произошел после Великих реформ, только после вступления России в эпоху рыночной экономики"14.

Однако стоит более подробно проанализировать динамику "суммарных" данных и методы их получения. Прежде всего, обращает на себя внимание то обстоятельство, что до 1866 - 1870 гг. (по годам рождения) рост рекрутов по обоим видам данных (а также и рост рабочих) почти не изменялся. Но в пятилетие 1866 - 1870 гг. "суммарный" рост рекрутов увеличился примерно на 0,7 см, а в следующее пятилетие - еще на 1,4 см, то есть всего на 2,1 см, примерно, 1/2 вершка, а что касается "индивидуальных" данных о рекрутах и рабочих, то в них этого скачка не наблюдается, изменения остаются незначительными. В чем причина такого различия в динамике "индивидуальных" и "суммарных" показателей?

Миронов не дает погодовой динамики изменения роста, но ее можно получить из официальных источников: данные о новобранцах публиковались в статистических изданиях.

1861	1862	1863	1864	1865	1866
163,9	164,2	164,1	164,4	164,3	164,4
1867	1868	1869	1870	1871	1872	1873
164,2	164,4	165,5	165,7	166	166,2	166,4

Таблица 3. Динамика среднего роста новобранцев в 1861 - 1873 гг. - в см, по годам рождения. Подсчитано по: Статистика Российской империи. Т. 40. Сборник сведений по России. М. 1896, с. 132.

Из рассмотрения погодовых "суммарных" данных (табл. 3) следует, что до призыва в 1890 г. юношей 1869 г. рожд. средний рост новобранцев практически не изменялся. Однако в 1890 г. произошел странный скачок: рост призывников увеличился сразу на 1,1 см! Это не могло произойти естественным путем: люди с такой скоростью не растут. Что же случилось? Изучавший материалы Царства Польского М. Копчинский объясняет этот скачок "неточностью в том, как на приписных пунктах организовывали сбор данных"15. Нужно разобраться в том, как получались "суммарные" данные. Известно, что рост новобранца измерялся с точностью до 1/8 вершка, а затем чиновники относили его к одной из 11 ростовых групп и подсчитывали общее число новобранцев в данной группе. Каждой группе приписывался рост, измеряемый целым числом вершков, затем число новобранцев в группе умножали на этот рост, складывали получившиеся величины и делили на общее число новобранцев - так получался "средний рост".

Однако зачислять новобранцев в ту или иную ростовую группу можно было по-разному. Например, в V группу, которой приписывался рост 38 вершков, то есть 2 аршина 6 вершков, можно было записывать новобранцев, имеющих рост от 38 до 387/8 вершка (1-й способ), или от 375/8 до 384/8 (2-й способ), или от 371/8 до 38 вершков (3-й способ), или еще каким-то другим способом. "Определять границы интервалов между 11 группами можно было четырьмя разными способами, от чего существенно - до 4,4 см - зависела величина вычисляемого на основе группировки среднего роста", - признает Миронов16.

До военной реформы 1874 г. чиновников, завысивших рост рекрутов, привлекали к ответственности17, поэтому они перестраховывались и первое время после реформы использовали первый способ, занижавший истинный средний рост. Об этом говорят и данные табл. 2, которые показывают, что до призыва 1890 г. средний рост по "суммарным" данным был ниже, чем по более точным "индивидуальным" данным примерно на 1,1 см (1/4 вершка). Но затем ситуация изменилась; Миронов утверждает, что в исследованных им случаях большинство чиновников использовали способ, который выше назван вторым18. При этом способе группировки значение среднего роста получается наиболее близким к истинному, и действительно, мы видим, что у рекрутов 1866 - 1870 гг. рождения разница между "индивидуальными" и "суммарными" данными сокращается до 0,3 сантиметра.

Всеобщий и единовременный переход от первого к второму способу группировки должен был дать скачкообразное увеличение среднего роста на 1/2 вершка (2,2 см). Как отмечалось выше, именно таким было увеличение роста за десятилетие 1865 - 1875 гг. по "суммарным" данным. Однако скачок 1890 г. был скромнее: только 1,1 сантиметра. Объяснение этого факта мы находим в погодовых данных о росте новобранцев в различных губерниях19. Увеличение среднего роста новобранцев в 1890 г. составило в Орловской губернии 1,9 см, в Архангельской, Ковенской и Енисейской губерниях - 2, в Терской губернии - 2,1, в Тульской - 2,2, в Виленской - 2,5, в Лифляндской - 2,6, в Астраханской - 2,8, в Иркутской - даже 5,1 см (очевидно, в этой губернии чиновники не разобрались в новой системе: в следующем году они уменьшили средний рост на 3,2 см). Однако в большинстве губерний скачок 1890 г. составил 1 - 1,5 см, а в некоторых губерниях он произошел позже, в 1891 - 1894 годах. Очевидно, переход к новому способу группировки данных был не единовременным и не всеобщим; в некоторых губерниях на новый способ в 1890 г. перешла лишь часть чиновников, а остальные перешли в последующие годы. Поэтому увеличение среднего по России роста новобранцев продолжалось, и к 1894 г. средний рост увеличился по сравнению с 1889 г. на 2 см - цифра, близкая к тому пределу (1/2 вершка), который дает всеобщий переход от первого ко второму способу группировки. Но возможности увеличивать рост новобранцев на бумаге этим не ограничивались: после 1894 г. "суммарный" показатель среднего роста превзошел относительно точный "индивидуальный" показатель; это, по-видимому, свидетельствует о том, что часть чиновников перешла от второго к третьему способу группировки данных. При всеобщем переходе этот способ давал увеличение среднего роста еще на 2,2 сантиметра. Скачки роста на 1,4 - 2 см за один-два года, свидетельствующие о таком переходе, после 1901 г. фиксируются в Могилевской, Минской, Харьковской, Херсонской, Акмолинской, Бессарабской, Донской, Енисейской, Киевской, Олонецкой, Томской и в некоторых других губерниях. Но в некоторых губерниях в области регистрации ростовых данных царил очевидный беспорядок. Лишь отсутствием порядка можно объяснить 3 - 4 сантиметровые скачки роста новобранцев 1880 - 1882 гг. рожд. в Пермской губернии, уменьшение на 4,9 см роста рекрутов 1873 г. рожд. в Курской губернии, увеличение роста их московских сверстников на 5 см, уменьшение роста одесситов 1891 г. рожд. на 6,6 сантиметра. Характерно, что в последнем случае "метод наибольшего правдоподобия" Миронова, учтя социальный состав, национальность и другие параметры, дал значение "истинного роста" не на 6,6 см, а на 12,3 см меньшее, чем в прошлом году! Такое вот "наибольшее правдоподобие".

В итоге, можно утверждать, что "суммарные" данные о среднем росте рекрутов не являются достаточно надежными и не дают основания утверждать, что рост новобранцев 1851 - 1895 гг. рожд. действительно увеличился. "Индивидуальные" данные, подсчитанные самим Мироновым, очевидно, являются более репрезентативными. Но эти данные не показывают существенного увеличения роста новобранцев и не свидетельствуют об улучшении уровня жизни.

Таким образом, до 1895 г. в реальности рост рекрутов не увеличивался. Что же происходило дальше? В табл. VI. 1 (с. 273) Миронов приводит две группы данных: по росту новобранцев и по росту "референтной группы"; в последнем случае данные корректируются с учетом возраста, национальности, сословной принадлежности и т.д. Коррекция проводится "методом наибольшего правдоподобия", но насколько применим этот метод в данном случае остается неясным - как отмечалось выше, в некоторых случаях он приводит Миронова к неправдоподобным результатам. В итоге, по нескорректированным данным мы видим в 1891 - 1895 гг. подлинную катастрофу: рост новобранцев уменьшается на 2,3 сантиметра. Коррекция Миронова уменьшает это падение до 1,2 см, но и в этом случае масштабы катастрофы впечатляют. Миронов не объясняет, в чем заключалась причина этой катастрофы, омрачившей "самые впечатляющие успехи" царской России. Катастрофа не может быть объяснена голодом 1892 г.: по данным Миронова, тяжелое положение сохранялось вплоть до 1905 г., после чего, собственно, и начинается "прорыв в уровне биостатуса". За 1905 - 1915 гг., несмотря на революцию 1905 - 1907 гг. и голод 1911 г., рост мужчин увеличивается на 2,2 см, демонстрируя феноменальное повышение жизненного уровня. И даже во времена революции 1917 г. и гражданской войны жизненный уровень остается отменно высоким: сравнительно с процветанием 1911 - 1915 гг. рост мужчин уменьшается лишь на 0,3 сантиметра.

Естественно, что столь впечатляющие данные вызвали сомнения многих историков. Некоторые писали просто: "Не верю!"20 Поэтому необходимо разобраться как в происхождении этих цифр, так и в том, что же реально они отображают.

Обычно Миронов приводит первичные и скорректированные данные о росте населения. Но для данных о 1901 - 1920 гг. он отказывается от этой практики и приводит некие "выборочные средние по индивидуальным и суммарным данным"21. Каким образом подсчитываются "выборочные средние" неизвестно, а источники "индивидуальных и суммарных данных" для 1901 - 1920 гг. не указываются. Можно только догадываться, что одним из этих источников являются материалы П. И. Зенкевича и Н. Я. Алмазовой22, которые Миронов использовал в своей предыдущей работе23. Зенкевич и Алмазова приводят данные антропометрических обследований, проведенных в 1927, 1957 и 1975 гг., когда было измерено 17 тыс. мужчин разных возрастов. Известно, что после достижения совершеннолетия рост людей практически не изменяется, поэтому, к примеру, средний рост 50-летних мужчин, замеренный в 1975 г., можно принять за средний рост мужчин, родившихся в 1925 году. Таким образом, данные указанных антропометрических обследований позволяют с определенной точностью восстановить средний рост мужчин в изучаемый нами период. Однако данные Зенкевича и Алмазовой дают существенно иную антропометрическую динамику, нежели данные Миронова: они не показывают катастрофы в 1891 - 1895 гг., катастрофа смещается на 1901 - 1910 гг., а в 1911 - 1915 гг. наблюдается огромный скачок роста. Кроме того, на всем промежутке 1881 - 1920 гг. рост мужчин оказывается существенно меньшим, чем по "выборочным средним" Миронова. Но дело даже не в этих противоречиях. Если мы продолжим исследование антропометрической динамики в последующий период, то получим поразительные результаты. По данным Зенкевича и Алмазовой рост мало менялся до 1935 г., но затем в 1935 - 1945 гг. произошло резкое увеличение роста. Стало быть, в условиях тяжелой войны наблюдалось значительное улучшение уровня жизни?

В чем причина этой очевидной несуразности? Напомним, что в данном случае мы используем методологию Миронова, считая рост мужчины показателем уровня жизни в год его рождения. Однако относительно этой методологии уже были высказаны обоснованные сомнения. "Не является очевидным то, что антропометрические индикаторы отражают уровень жизни исключительно в год рождения", - пишет М. Эллман24. С. Уиткрофт отмечает, что голод мог привести к смерти младенцев, но если они выживали, то были все шансы, что их рост догонит рост не затронутых голодом детей, особенно в периоды всплеска роста25. Например, в Нидерландах обследование мальчиков, перенесших в младенчестве голод 1944 - 1945 гг., показало, что к 18 годам они не уступали в росте своим сверстникам, жившим в благоприятных условиях26.

Итак, очевидно, что методология Миронова в корне неверна: рост не является характеристикой уровня жизни в год рождения. Об этом свидетельствуют не только отзывы специалистов, об этом говорят массовые данные о дефинитивном росте мужчин, родившихся в 1941 - 1945 гг.: оказывается, что эти мужчины обогнали в росте людей, родившихся в довоенный период. Отсюда следует, что данные о росте мужчин, родившихся в 1905 - 1920 гг., не могут использоваться как свидетельство "впечатляющих успехов" царской России.

Но о чем же в действительности говорит динамика антропометрических данных? О чем говорит "прорыв в уровне биостатуса" в 1905 - 1920 годах? Конечно, дефинитивный рост человека зависит от условий, складывавшихся на протяжении его жизни вплоть до совершеннолетия. Однако наибольшее значение имеет уровень питания в период "пубертатного скачка" (или "всплеска роста"), который в современных условиях происходит в 13 - 16 лет. В этот период в связи с резким ускорением роста организм чутко реагирует на условия питания. Голод, перенесенный в период всплеска роста, оставляет след; к примеру, обследование московских юношей, которым в 1943 г. было 13 - 18 лет, показало, что ухудшение питания привело к уменьшению их дефинитивного роста27.

Таким образом, дефинитивный рост отражает условия жизни человека в основном в период пубертатного скачка. Век назад этот скачок происходил позже, чем в наше время. Стабилизация длины и пропорций тела сейчас наступает у мужчин уже к 18 - 19 годам, тогда как ранее это отмечалось в 22 - 25 лет28. Соответственно этому сдвигу можно полагать, что до середины XX века пубертатный скачок происходил в 14 - 18 лет.

Итак, для того, чтобы примерно оценить уровень жизни, скажем, в 1900 г., нужно подсчитать средний дефинитивный рост людей, которым в 1900 г. было 14 - 18 лет, людей, которые родились в 1882 - 1886 годах. У нас нет погодовых данных Миронова, но если воспользоваться данными Зенкевича и Алмазовой, то можно проанализировать предположительную динамику уровня жизни: в 1900 - 1905 гг. уровень жизни рос, а после 1905 г. начал падать, но скорее всего (с учетом возможного сдвига) падение началось уже в 1905 году. Падение продолжалось до 1910 г., затем до 1915 г. потребление возрастало, ас 1916 г. начало уменьшаться. Период гражданской войны и последующих голодовок заканчивается к 1923 г. катастрофическим уменьшением среднего роста мужчин на 1,5 сантиметра. Далее начинается подъем уровня жизни: к 1929 г. рост мужчин увеличился на 2,3 см и на 1,0 см превзошел уровень 1916 года. Это - достижение нэпа, которое Миронов выдает за "впечатляющие успехи" царской власти. Что же касается предшествующей этому успеху загадочной катастрофы (которую показывают данные Миронова), то это - не что иное, как катастрофа гражданской войны и послевоенного голода.

Продолжая анализ, можно заметить, что после 1930 г. происходит падение уровня жизни, связанное с коллективизацией и голодом 1932 - 1933 года. Данные Зенкевича и Алмазовой относятся к городскому населению России, и они не отражают того, что происходило в это время на Украине29. После же 1932 г. начался рост потребления, и, по антропометрическим данным к 1936 г., оно превосходило уровень 1929 года. Война 1941 - 1945 гг. привела к падению потребления, рост мужчин уменьшается на 0,8 сантиметра. Однако необходимо отметить, что для данных 1930-х и 1940-х годов наши расчеты ускоряют реальные события на 1 - 2 года. После войны нехватка продовольствия продолжалась до 1950 г., но затем началось быстрое и устойчивое улучшение. (Конечно, предлагаемый метод не претендует на абсолютную точность, и в качественной картине происходящих перемен возможен сдвиг в 1 - 2 года.)

В итоге, интерпретация антропометрических данных, которую предлагает Миронов, не является адекватной, но сами по себе эти данные не противоречат существующим представлениям о динамике уровня жизни населения России и СССР. В некоторых случаях они существенно дополняют эти представления, в других случаях ставят перед исследователями вопросы, которые еще предстоит разрешить. В настоящее время идет лишь поиск пути к интерпретации этих данных, и следует ожидать, что будущие исследования дадут историкам новую, более полную, информацию о динамике потребления в России.

В контексте продолжающейся дискуссии Миронов уделяет значительное место критике демографически-структурной концепции Дж. Голдстоуна, которую можно назвать современным вариантом мальтузианства30. В последние годы эта концепция нашла свое выражение в ряде работ автора настоящей статьи, а также в совместной с П. Турчиным монографии "Вековые циклы"31. Демографически-структурная концепция видит причины русской революции в аграрном перенаселении и в падении потребления народных масс, но при этом она анализирует также и те кризисные явления, которые рост населения вызывает в высших классах общества и во властных структурах.

Основной аргумент Миронова против наличия в России аграрного перенаселения заключается в малой плотности населения. Миронов пишет, что "даже в 1913 г. плотность населения на территории Российской империи без тундры, тайги и сухих степей Казахстана и Средней Азии была менее 16 человек на 1 кв. км, в то время как при трехпольной системе земледелия на 1 кв. км могло прокормиться от 18 до 40 человек"32. Трудно сказать, каким образом Миронов производил этот подсчет (никаких ссылок не приводится), однако известно, что во всех земледельческих губерниях России плотность населения намного превосходила предел в 40 человек на кв. км, при превышении которого, по Миронову, население уже не могло прокормиться. В 1913 г. плотность населения в Рязанской губернии составляла 66,2 человека/кв. км, в Полтавской - 76,1, в Подольской - 96,6 и т.д.33 Таким образом, Миронов одной фразой доказывает то, что он стремится опровергнуть, - доказывает, что в земледельческих губерниях Европейской России действительно имело место аграрное перенаселение.

Стремясь политизировать дискуссию, Миронов голословно утверждает, что "современное мальтузианство пытается соединить его с марксизмом"34. О каком "соединении" может идти речь - ведь В. И. Ленин отрицал наличие мальтузианского перенаселения в России?35 Но дело в том, что Миронов исходит из представления о политизации всей российской историографии. Он полагает, что в дореволюционные времена созданная либеральными историками "концепция кризиса" "служила целям дискредитации самодержавия"36. В советское же время "парадигма кризиса служила целям оправдания... Октябрьской революции и всего, что за ней последовало - гражданской войны, террора..."37. Таким образом, практически все российские историки и экономисты с порога объявляются политически ангажированными и их работы исключаются из рассмотрения.

По Миронову, лишь на Западе ученые могли творить свободно и придерживаться строго научной позиции. Но что мы увидим, если обратимся к обзору западной историографии в книге Миронова? Оказывается, что и западные исследователи до 1970-х годов придерживались "парадигмы кризиса". Однако имелся некий нюанс.

"Если в российской историографии большое распространение получила социально-классовая трактовка, - отмечает Миронов, - то западная историография отдала предпочтение мальтузианской концепции, объясняющей снижение уровня жизни чрезмерно быстрым ростом населения, опережающим увеличение средств существования"38.

Все это хорошо известно специалистам: существенным является лишь признание Мироновым того факта, что западные историки до 1970-х годов придерживались мальтузианских позиций - то есть тех позиций, которых придерживается и его оппонент, автор этой статьи. Очевидно, что позиция западных историков была неполитизированной: ведь "парадигма кризиса" признавала объективный характер русской революции, и это было невыгодно западным политикам, исповедовавшим принципы идеологической войны. В 1970-х же годах ситуация изменилась: в англо-американской историографии русской революции появилось "ревизионистское" направление. Миронов умалчивает об обстоятельствах появления этого направления, но они хорошо известны. В 1967 г. один из апостолов "холодной войны", Дж. Кеннан (по образованию историк-русист), призвал западных историков показать достижения царского самодержавия, успехи российской экономики и случайный характер революции39. В 1974 г. был основан так называемый "Институт Кеннана" (Kennan Institute for advanced Russian studies), который организовал работы в соответствующем направлении. Гранты "Института Кеннана" получали многие видные историки-"ревизионисты", например, П. Грегори, Д. Филд, П. Гатрелл40. В своих работах эти исследователи старались показать, что российская аграрная экономика находилась на пути поступательного развития и уровень потребления народных масс увеличивался41.

Среди исследований ревизионистского направления следует особо выделить монографию Грегори, которая была переведена в России и на которую ссылаются многие историки. Особенно часто цитируется следующий результат Грегори: "Между 1885 - 1889 и 1897 - 1901 гг. стоимость зерна, оставленного крестьянами для собственного потребления, в постоянных ценах возросла на 51%, тогда как сельское население увеличилось на 17%. Таким образом, потребление зерна в крестьянском хозяйстве росло в три раза быстрее, чем сельское население"42. Работа Грегори до сих пор почти не подвергалась критическому анализу, поэтому следует вкратце остановиться на методах, с помощью которых получен этот вывод.

В отличие от других исследователей Грегори пытается определить объем зерна, оставленного крестьянами для потребления в пищу, и предполагает, что сюда входили пшеница, рожь, ячмень, а весь овес (а также все остальные зерновые) расходовался на фураж. Это неверно, так как часть овса употреблялась в пищу, а часть ржаной муки, наоборот, использовалась на фураж - в качестве присыпки при кормлении скота соломой. Основную часть зернового фуража составляла именно присыпка; на нее расходовалось до 6 пудов на голову крупного скота в год43. На фураж шла и часть картофеля, который Грегори считает исключительно пищевой культурой. Сколько именно разных видов зерна расходовалось на фураж в 1885 - 1889 и 1897 - 1901 гг., определить невозможно; очевидно лишь то, что в связи с распашкой пастбищ доля фуражного зерна и картофеля возрастала. Поэтому Грегори ошибается в исчислении объема "продовольственного" зерна; по-существу, он изучает не динамику потребления в пищу, а сравнительную динамику производства разных культур. Естественно, что за счет освоения земель на степном юге урожаи пшеницы росли быстрее, чем урожаи овса в центральных районах. Кроме того, быстрее росла и цена на пшеницу, что дает Грегори еще одну прибавку при переходе от натуральных объемов к стоимостным.

Далее Грегори пытается определить объем зерна, оставляемого в хозяйствах, исключая то зерно, которое поступает на рынок. Для этого приходится использовать транспортную статистику. Однако статистика водных перевозок недоучитывала объем грузов не менее чем на четверть - притом недоучитывала в разные годы по-разному44. Статистика гужевых перевозок в то время полностью отсутствовала, а между тем, по некоторым данным, объем гужевых перевозок в порты составлял до 40% от перевозки другими видами транспорта45. Таким образом, несовершенство транспортной статистики на деле не позволяет определить объем зерна, оставляемого в хозяйствах (в масштабах всей Европейской России).

Вызывает возражение и то, что Грегори сравнивает лишь два произвольно выбранных пятилетия, в то время как урожаи очень существенно колебались по пятилетиям и подбором сравниваемых периодов можно получить любой нужный исследователю результат. К примеру, А. Гершенкрон, сравнивая данные для 1870 - 1874 и 1896 - 1900 гг., Пришел к выводу, противоположному выводу Грегори: по Гершенкрону душевое потребление зерновых уменьшалось46. При этом официальные данные, которые использует Грегори для пятилетия 1885 - 1889 гг., заведомо занижены, так как в этот период для определения урожая использовались посевные площади 1883 года (а посевы к тому времени существенно возросли)47. Специалисты из "Комиссии 1901 года" считали заниженными и данные об урожайности в этот период48. Грегори соединяет вместе все эти неточности и ошибки и на этой основе делает вывод, что "потребление зерна в крестьянском хозяйстве росло в три раза быстрее, чем сельское население".

Ничуть не более строгими являются методы, используемые Грегори для исчисления роста поголовья скота. В данном случае американский исследователь непонятным образом экстраполирует имеющиеся данные по Европейской части России на территорию всей империи - хотя материалов для такой экстраполяции нет и результаты заведомо сомнительны. И получается, что если по официальным данным в Европейской России поголовье лошадей в 1888 - 1913 гг., возросло только на 19%49, то Грегори для территории всей империи указывает увеличение на 39%50 - совершенно неправдоподобный результат. В дальнейшем это оптимистическое исчисление - наряду с предыдущим - используется для демонстрации роста благосостояния российского крестьянства.

Таковы результаты политизации американской русистики. Остается добавить, что это именно те результаты, но которые часто ссылается Миронов, чрезвычайно высоко оценивающий работы Грегори51. Это не удивительно: в идейном отношении Миронов фактически принадлежит к "ревизионистской" школе, он сотрудничал с ее крупнейшими представителями и долгое время работал в США по грантам "Института Кеннана"52. Впрочем, я не утверждаю, что исследование Миронова является политически ангажированным - я хочу лишь сказать, что обвинение, которое Миронов (совершенно несправедливо) предъявляет российским историкам, можно при желании возвратить ему. Но специалистам лучше отстраниться от политики и заняться рассмотрением конкретных исторических проблем.

Примечания:

Статья подготовлена при поддержке междисциплинарного проекта "Историческая динамика России: факторы, модели, прогнозы", выполняемого в УрО РАН.

1. http://cliodynamics.ru; материалы дискуссии опубликованы в кн.: О причинах русской революции. М. 2010.

2. Российская история, 2009, N 1; Общественные науки и современность, 2010, N 5.

3. МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. XVIII - начало XX века. М. 2010.

4. ОСТРОВСКИЙ А. В. О модернизации России в книге Б. Н. Миронова. - Вопросы истории, 2010, N 10.

5. О причинах русской революции. М. 2010, с. 353 - 354; ОСТРОВСКИЙ А. В. Ук. соч., с. 124.

6. МИРОНОВ Б. Н. Страсти по исторической антропометрии. - Вопросы истории, 2011, N 4, с. 123.

7. Там же, с. 138.

8. МИРОНОВ Б. Н. Достаточно ли производилось пищевых продуктов в России в XIX - начале XX в.? - Уральский исторический вестник, 2008, N 3, с. 92. Табл. 5.

9. МИРОНОВ Б. Н. Ленин жил, Ленин жив, но вряд ли будет жить. В кн.: О причинах русской революции, с. 123.

10. Вопросы истории, 2011, N 4, с. 131.

11. Урожай хлебов в России в 1917 г. М. 1918, с. 74, 79.

12. ОСТРОВСКИЙ А. В. Ук. соч., с. 128.

13. МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения, с. 690.

14. Там же, с. 274.

15. KOPCZYNSKI M. Agrarian reforms, agrarian crisis and the biological standard of living in Poland, 1844 - 1892. - Economics and human biology, 2007, vol. 5, p. 463.

16. МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения, с. 176.

17. Там же, с. 173 - 174.

18. Там же, с. 176.

19. См.: там же, с. 719 - 772.

20. Российская история, 2011, N 1, с. 150.

21. МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения, с. 273.

22. ЗЕНКЕВИЧ П. И., АЛМАЗОВА Н. Я. Об изменении размеров тела взрослого мужского населения Центральной части РСФСР за 100 лет. В кн.: Проблемы размеров антропологической стандартизации для конструирования одежды. М. 1978, с. 64 - 71.

23. МИРОНОВ Б. Н. Социальная история России. Т. 2. СПб. 1999, с. 345.

24. ЭЛЛМАН М. Витте, Миронов и ошибочное использование антропометрических данных. - Экономическая история. Обозрение, 2005, вып. 11, с. 164.

25. WHEATCROFT S. The Great Leap urpwards: Anthropometric data and indicators of crises and secular change in Soviet welfare levels, 1880 - 1960. - Slavic review, 1999, vol. 58, p. 44.

26. ХАРРИСОН Дж., УАЙНЕР Дж., ТЕРНЕР Дж. и др. Биология человека. М. 1979, с. 435.

27. ВЛАСТОВСКИЙ В. Г. Акселерация роста и развития детей. М. 1976, с. 83.

28. ХРИСАНФОВА Е. Н., ПЕРЕВОЗЧИКОВ Н. В. Антропология. М. 1991, с. 128.

29. ЗЕНКЕВИЧ П. И., АЛМАЗОВА Н. Я. Ук. соч., с. 64.

30. Там же, с. 64 - 66.

31. TURCHIN P., NEFEDOV S. Secular cycles. Oxford-Princeton. 2009.

32. МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения, с. 642.

33. Россия 1913. Статистико-документальный справочник. СПб. 1995, с. 18 - 19. Перевод кв. верст в кв. км мой.

34. МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения, с. 641.

35. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 1, с. 470 - 474.

36. МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения, с. 689.

37. Там же, с. 690.

38. Там же, с. 48.

39. См. ТЮКАВКИН В. Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. М. 2001, с. 26.

40. См. архив исследовательских проектов Института Кеннана на сайте: http://www.wilsoncenter.org

41. GATRELL P. The Tsarist economy. 1850 - 1917. N.Y. 1986; GREGORY P. Russian national income. 1885 - 1913. Cambridge. 1982; FIELD D. Stratification and the Russian peasant commune. In: Land commune and peasant community in Russia. N.Y. 1990; WHEATCROFT S. Crises and the condition of the peasantry in Late Imperial Russia. In: Peasant economy, culture and politics of European Russia. Princeton. 1991.

42. ГРЕГОРИ П. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX в.). Новые подсчеты и оценки. М. 2003, с. 36.

43. Урожай хлебов в России в 1917 г., с. 24 - 25.

44. Производство, перевозки и потребление хлебов в России в 1909 - 1913 гг. Материалы по продовольственному плану. Вып. 1. Пг. 1916, с. III-V.

45. ГРЕГОРИ П. Ук. соч., с. 120.

46. См.: WHEATCROFT S. Op. cit., p. 131.

47. ЛЯЩЕНКО П. И. Очерки аграрной эволюции России. Т. 1. Л. 1924, с. 193.

48. Материалы Высочайше учрежденной 16 ноября 1901 года Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 г. по 1900 г. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями Европейской России. Ч. 3. СПб. 1903, с. 198 - 199.

49. Сборник статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств. Год девятый. Пг. 1916, с. 238.

50. ГРЕГОРИ П. Ук. соч., с. 159 - 160.

51. МИРОНОВ Б. Н. Благосостояние населения, с. 50.

52. См. архив исследовательских проектов Института Кеннана на сайте: http://www.wilsoncenter.org

Вопросы истории,  № 5, Май  2011, C. 127-136.

Нефедов Сергей Александрович - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института истории и археологии Уральского отделения РАН, профессор Уральского федерального университета.