Первый биограф А. А. Половцова, изложив его жизненный путь, служебную карьеру и политические взгляды, начал вторую часть биографического очерка так: "Характеристика А. А. Половцова будет неполной, если не остановиться на его деятельности в Русском историческом обществе"1. Утверждение совершенно верное, но акценты следует расставить иначе: достопамятным человеком в русской истории Половцов останется отнюдь не потому, что он много лет был усердным и преуспевающим сенатским чиновником, затем сенатором, государственным секретарем, членом Государственного совета, а потому, во-первых, что был инициатором создания, организатором Русского исторического общества и в течение 43 лет его руководителем и, во-вторых, как автор Дневника почти за 50 лет, являющегося интереснейшим и важнейшим историческим источником.
Государственный и общественный деятель второй половины XIX - начала XX столетия, меценат и коллекционер Александр Александрович Половцов родился 31 мая 1832 г. в небогатой дворянской семье. Дворяне Половцовы вели свое начало от казака Семена Половца, храброго военачальника, сподвижника Богдана Хмельницкого, бывшего белоцерковским полковником во время присоединения Малороссии к Великороссии и принимавшего участие в Переяславской Раде, впоследствии - войскового писаря, верно служившего московским царям.
В свою очередь казаки Половцы происходили от князей Половцов, потомков половецкого хана Тугорхана, получившего при великом князе Святополке II Изяславиче, женатом на дочери Тугорхана, уделы на Рожнах и Сквирке (недалеко от Белой Церкви). Последний князь Половец, Дамиан, по возвращении из татарского полона нашел свои поместья разграбленными и подался в казаки в Белую Церковь2. Поэтому укоренившееся мнение о незнатности рода Половцовых можно подвергнуть сомнению.
Внук Семена Половца, Иван Андреевич, по указу Петра I от 12 июня 1702 г. "за бои в ливонских и немецких землях" был пожалован поместным окладом - земельными угодьями в Великих Луках (Псковской губ.) - и поименован в указе уже не Половцем, а дворянином Половцовым3.
Отец А. А. Половцова, Александр Андреевич (1805 - 1892), по-видимому, внук первого дворянина из рода Половцовых, имел в Лужском уезде Петербургской губернии родовое имение4 Рапти (1859 дес), где и родился его старший сын Александр, к которому впоследствии перешло это имение. Александр Андреевич участвовал в русско-турецкой войне 1828 г., по болезни в 1832 г. вышел в отставку и поступил на службу в Министерство внутренних дел чиновником особых поручений. С 1839 г. он служил в Министерстве юстиции (с 1840 г. - в первом департаменте Сената), в 1845-м причислен к Министерству государственных имуществ, где с 1857 г. состоял членом Совета министра; дослужился до чина действительного тайного советника (1882 г.); тогда же по расстроенному здоровью вышел в отставку5. Мать А. А. Половцова - Аграфена Федоровна Татищева (1811 - 1877) - происходила из старинной дворянской семьи майора Ф. В. Татищева, участника войны 1812 года. (Историк С. С. Татищев приходился двоюродным братом А. А. Половцову.) В семье было 10 детей6; нам известно лишь о четырех сыновьях (Александр, Валерьян, Федор, Иван) и двух дочерях (Варвара, Мария).
Первоначальное обучение Александра проходило, по-видимому, в домашней обстановке (нет сведений, что он где-либо окончил гимназический курс). Для последующего воспитания и образования в семье было принято решение поместить старшего сына в недавно открывшееся привилегированное, предназначенное только для детей дворян Училище правоведения (возможно, на это решение повлияло то, что бабушка со стороны отца, Ю. Ф. Гиппиус, была в дружеских отношениях с принцем П. Г. Ольденбургским, организатором и попечителем этого закрытого учебного заведения). Готовясь к поступлению в Училище правоведения, Александр в течение девяти месяцев обучался в известном частном пансионе Ридигера в Петербурге.
Открывшееся в декабре 1835 г. Училище правоведения было призвано до некоторой степени исправить положение с кадрами в судебном ведомстве. В течение шести лет воспитанники проходили обучение с гимназического до университетского уровня, при этом юридическое образование давалось с практическим уклоном в интересах государственной службы. (Примерно такую же задачу выполняло другое учебное заведение этого типа - Царскосельский (Александровский) лицей). При составлении программы обучения принц П. Г. Ольденбургский советовался с М. М. Сперанским, Училище располагало тщательно подобранным составом преподавателей и воспитателей, хорошей библиотекой. Продуманно построен был режим пребывания учащихся в стенах училища, включая организацию досуга и мельчайшие бытовые детали.
Для совершенствования знаний и формирования практических навыков правоведы после окончания училища обязаны были прослужить шесть лет по ведомству Министерства юстиции, начиная с низших штатных должностей в канцеляриях. Они получали известную материальную независимость, поскольку при назначении выпускников в губернии им определялся добавочный оклад по 700 руб. в год)7, все это делало Училище лучшим в России учебным заведением для подготовки юристов, в первую очередь для государственной службы.
В мае 1851 г. при окончании Училища Половцов был удостоен золотой медали. На службу он поступил в Сенат, в чине титулярного советника, с поручением исправлять должность секретаря в канцелярии Общего собрания департаментов8.
Два обстоятельства предопределили последующий жизненный путь и служебную карьеру Половцова и сыграли важнейшую роль в его судьбе. Первое - прекрасное образование, полученное им в Училище правоведения, заложившем также и фундамент его образа мыслей. В результате Половцов вышел из Училища убежденным законником, апологетом Закона, глубоко осознающим, что уважение к закону, какой бы он ни был - хороший или плохой, справедливый или несправедливый - должно превалировать во всех сферах русской жизни. В течение всей своей деятельности на разных постах он неизменно придверживался того взгляда, что требования закона должны быть обязательными для всех подданных - от высших должностных лиц, не исключая и императора, до будочника и дворника. В его Дневнике приводятся многочисленные примеры нарушения законов, пренебрежения к закону и попыток обойти законодательство со стороны императоров Александра II, Александра III, Николая II, министров, других высших должностных лиц.
В январе 1869 г. он, не обинуясь, выговаривал министру внутренних дел А. Е. Тимашеву, защищавшему в Сенате беззаконие и произвол своих чиновников на местах, и пытался убедить его в том, что земским, судебным, крестьянским учреждениям законодательными актами дана довольно значительная власть на местах и что "хорошо ли, дурно ли это сделано - судить власти законодательной", высшая же исполнительная власть должна неукоснительно следовать закону и стараться, чтобы "на местах царствовало беспристрастие и справедливость в распределении власти между правительственными и выборными учреждениями" и с обеих сторон "было как можно менее произвола"9.
Вековое пренебрежение высших носителей самодержавной власти ("Я - закон"), пропитавшее и массу чиновной бюрократии и все население страны, утвердило в России традицию следовать пословице: "Закон что дышло, куда повернешь - туда и вышло". На службе в Сенате, затем в Государственном совете Половцов пытался, насколько мог, действовать вопреки этой пословице.
Второе обстоятельство - женитьба в феврале 1861 г. на 17-летней воспитаннице (точнее, приемной дочери) придворного банкира барона А. Л. Штиглица Надежде Михайловне Юневой (Июневой, Юниной). Обстоятельства ее происхождения и рождения недостаточно выяснены10. Половцов в Дневнике ни словом не упомянул о происхождении своей жены, но сын Надежды Михайловны, Александр, довольно подробно пишет об этом в своих воспоминаниях11. Согласно этим воспоминаниям, а также семейным преданиям, складывается следующая картина.
10 июня 1844 г.12 в саду Каменноостровской дачи барона Штиглица был найден 6-месячный ребенок, девочка, с запиской, гласящей, что младенец, Надежда Михайловна, рождена 10 декабря 1843 г. и крещена в православной вере. Девочка была в рубашке тончайшего полотна, с нательным крестиком на цепочке из янтарных бусинок. Баронесса была склонна приютить подкидыша в суеверной надежде, что это поможет ей самой стать матерью, барон же (лютеранского вероисповедания) колебался, но на следующий день за ним прислал Николай I и просил его взять девочку на воспитание, подчеркнув, что знает, кто ее отец. Поскольку дело происходило в июне, девочке дали фамилию Июнева. Барон вырастил девочку, воспитал ее, сильно привязался к ней и видел в ней, скорее, приемную дочь.
В семействе Романовых и в высшем обществе были убеждены, что Н. М. Юнина - дочь великого князя Михаила Павловича. О ее матери в воспоминаниях Половцова ничего не сказано, и тут приходится, следуя семейным преданиям, считать, что ею была "фрейлина К." Сын в доказательство общепринятой версии о происхождении матери пишет также, что форма и некоторые черты лица Надежды Михайловны сильно напоминали черты лица Екатерины II и, кроме того, подчеркивает поразительное сходство матери под конец ее жизни с великой княгиней Екатериной Михайловной (дочерью вел. кн. Михаила Павловича от законной супруги, вел. кн. Елены Павловны) на ее фотографии в старости.
Принято считать, что А. А. Половцов получил за Н. М. Юниной миллионное приданое, хотя документального подтверждения этому обнаружить не удалось (известно только, что в числе приданого был знаменитый впоследствии особняк на Б. Морской, 54). После смерти Штиглица в октябре 1884 г. Н. М. Половцова стала по завещанию одной из основных наследниц барона13 и обладательницей состояния, оцениваемою в два-три десятка миллионов.
Женитьба на Юниной облегчила молодому чиновнику Сената доступ в высшее общество, в околопридворные круги, принесла ему богатство, а стало быть независимость, и способствовала его дальнейшему возвышению. В то же время обретенное им положение создало ему немало завистливых недоброжелателей, особенно в среде высшей бюрократии, представители которой в это пореформенное время довольствовались в основном должностными окладами, впрочем иногда крупными. Заступившись за Половцова перед Александром II, когда в царской семье обсуждался его конфликт с киевским генерал-губернатором М. И. Чертковым, вел. кн. Алексей Александрович сказал: "Я знаю Половцова: он умный и честный человек. Ему вредят в общем мнении его миллионы, без которых на него смотрели бы иначе"14.
У Надежды Михайловны и Александра Александровича Половцовых было четверо детей: Анна (1861 - 1917), в замужестве княгиня Оболенская; Надежда (1865 - 1920), в замужестве графиня Бобринская; Александр (1867 - 1944) и Петр (1874 - 1964).
Чтение Дневника и ознакомление с государственной и общественной деятельностью Половцова убеждают, что он был одним из умнейших людей своего времени. Это не отрицал даже СЮ. Витте, который относился к Половцову недоброжелательно, но вынужден был написать, что "Половцов был человек, несомненно, умный, толковый, даже с государственным умом"15. Блестяще образованный юрист, за 32 года работы в Сенате он приобрел богатейший опыт и понимание функционирования государственного механизма и отдал потом четверть века службе в Государственном совете - сначала государственным секретарем, затем членом Совета. Половцов прекрасно владел пером (о чем говорят и его Дневник и письма, и докладные записки, мемории, направляемые государю, предисловия к ряду томов "Сборника РИО"), свободно говорил на трех европейских языках (французском, английском, немецком) и был толковым организатором и администратором с обширнейшими знакомствами не только среди государственных деятелей и чиновной бюрократии, членов императорского семейства, в высшем свете, придворной среде, но и среди иностранных дипломатов, историков, художников, музыкантов. Он умел внимательно и терпеливо выслушивать своих собеседников, проявлял обширные познания как знаток изобразительных искусств, любитель и ценитель музыки, театра; прекрасно знал, практически на профессиональном уровне, реалии русской и мировой истории.
Ему принадлежала богатая коллекция старинных художественных предметов, он собрал также великолепную библиотеку - более 25 тыс. томов, среди которых было немало редчайших, уникальных изданий; библиотека размещалась в его особняке на Б. Морской, в специальной комнате, обстановка которой была изготовлена во Флоренции; на нее стремился взглянуть "весь Петербург". Общественный деятель и меценат, наконец, образцовый семьянин и заботливый отец - такой может быть сжатая характеристика этого человека.
Нельзя сказать, что, поступив в Сенат, Половцов тут же сделал головокружительную карьеру, но начав в мае 1851 г. исправляющим должность секретаря в канцелярии Общего собрания трех первых департаментов (с сентября - младший помощник секретаря I департамента), он постепенно взбирался по служебной лестнице и ступеням Табели о рангах: в сентябре 1858 г. - обер-секретарь 1-го отделения III департамента (с июля 1863 г. - статский советник, с января 1865 г. - действительный статский советник), в декабре 1866 г. - обер-прокурор I департамента Сената; с августа 1873 г.16 - тайный советник, с одновременным назначением сенатором в IV департамент (с апреля 1876 г. - в первый)17.
Молва приписывала карьерный рост Половцова влиянию некоторых великих князей, что нашло отражение в дневниках и воспоминаниях современников. В начале 1869 г. Александр II поручил Половцову готовить своего сына, вел. кн. Владимира Александровича, незадолго перед тем назначенного сенатором, к заседаниям в I департаменте Сената. Половцов рьяно взялся задело. Они подружились, и эти дружеские отношения сохранились в последующие несколько десятилетий18. Но Половцов был назначен сенатором лишь через пять лет после начала занятий с великим князем. Половцов старался убедить Владимира Александровича активнее участвовать в государственных делах, пытался через него донести свои мысли, предложения до трона, правдиво, а порой и в очень резкой форме высказывал ему свои тревоги в связи с положением в стране, свои оценки тех или иных правительственных решений и действий, писал ему записки по различным вопросам. Но примерно к середине 1890-х годов он окончательно убедился в тщетности таких попыток, и в итоге в Дневнике за 1897 - 1899 гг. дал жесткие, беспощадные характеристики не только вел. кн. Владимиру Александровичу, но и многим другим членам императорской семьи. Склонный к лени, равнодушный к делам и неспособный к серьезной работе, вел. кн. Владимир Александрович всему этому предпочитал развлечения и удовольствия, а в государственных делах, при назначениях на важные должности не оказывал влияния ни на отца, Александра II, ни на брата, Александра III, ни на племянника, Николая II. Высказываемое некоторыми современниками мнение о якобы протежировании, оказанном Половцову великим князем, не имеет серьезных оснований. Вообще по отношению к членам семейства Романовых Половцов чувствовал и вел себя независимо, насколько это, разумеется, было возможно. Александр II, в частности, с середины 1870-х годов постоянно выражал свое недовольство тем, что чета Половцовых отказывалась принимать у себя княжну Е. М. Долгорукую.
С наследником Александром Александровичем у Половцова было общее дело - Русское историческое общество, и уже в силу этого отношения установились, можно сказать, доброжелательные. Сложнее было с Александром III: уже при назначении Половцова государственным секретарем император отозвался о нем двусмысленно, как о человеке способном, но увлекающемся19. Окружение Александра III убеждало его в том, что Половцов - отъявленный либерал, и к концу его деятельности в качестве государственного секретаря отношения с царем стали более чем прохладными (не в последнюю очередь - под влиянием императрицы Марии Федоровны).
В целом мнение о великих князьях сложилось у Половцова отрицательное, как о людях, не отвечающих своему высокому, в силу рождения, предназначению. Хотя некоторых из них он считал умными людьми (например, Владимира и Алексея Александровичей), все же они, по его мнению, не желали (или не были способны) серьезно работать на благо России, интересуясь лишь сугубо семейными или личными, как правило, меркантильными, делами.
Здесь же уместно сказать, что в одном из биографических очерков о Половцове несообразно с обстоятельствами приведено его мнение об Александре II как о слабоумном20; других мнений Половцова об этом императоре в очерке не приводится, и это естественно может породить представление, будто именно так он и оценивал царя, и его реформы, и его царствование в целом. Но в Дневнике речь шла о сугубо внутрисемейных отношениях Романовых, о случае, когда в ноябре 1880 г. в Ливадии, показывая сыну Александру и его супруге домик, где жила княжна Долгорукая, Александр II повел себя настолько неловко, непозволительно, что, выслушав рассказ об этом, Половцов возмутился и резко осудил его поведение в данном конкретном случае.
Половцов в Дневнике не раз и порою весьма резко критикует Александра II за те или иные его решения (особенно должностные назначения) и поступки, за его поведение в семье, некоторые свойства характера, но он видел и то, что заслуживало в его глазах положительной оценки, тем более что Половцов уже вполне взрослым человеком жил и служил в последние, наиболее мрачные, годы правления Николая I и ему было с чем сравнивать новое царствование21. К реформаторской деятельности Александра II, как и к самому монарху, он относился в основном с одобрением. Правда, Половцов полагал, что реформы, прежде всего крестьянская и земская, были проведены слишком быстро, поспешно, во многих деталях непродуманно, сожалел, что реформаторская деятельность Александра II была прервана, тогда как необходимы были и другие реформы, и законодательное совершенствование уже проведенных. В частности, он считал, что Положение 19 февраля 1861 г. привело к уничтожению класса дворян-землевладельцев - наиболее просвещенного и способного стать опорой государственной стабильности при проведении дальнейшей модернизации страны - видел в этом недостаток крестьянской реформы, но при этом нигде не предложил своего варианта реформы на более совершенной основе, который мог бы быть реализован при существовавших условиях. Это мнение Половцов и высказывал, и отстаивал, и пытался проводить в жизнь в качестве государственного секретаря и члена Государственного совета.
В августе 1880 г. Половцов в числе других сенаторов (И. И. Шамшин, С. А. Мордвинов, М. Е. Ковалевский) был назначен для проведения сенаторской ревизии, предпринятой, очевидно, по инициативе М. Т. Лорис-Меликова. Ревизия в восьми губерниях (затем число губерний было увеличено до десяти; Половцову достались Киевская и Черниговская) была не такой, какие практиковались постоянно на протяжении XIX века. Основная задача ревизующих сенаторов состояла не в том, чтобы, как обычно, выявить злоупотребления на местах, нарушения законов, личный произвол высших губернских чиновников и т. п., а в том, чтобы собрать материал для намечаемой реформы местного управления. И хотя в составлении инструкции сенаторам принимали участие несколько министерств (юстиции, внутренних дел, финансов, народного просвещения) всю работу направлял Лорис-Меликов; сенаторам была вручена "Особая инструкция"22, суть которой Лорис-Меликов в напутственной речи охарактеризовал так: "Надо посмотреть, как бы устранить общие неудобства нашего провинциального правительственного порядка, как бы привести к единству, к согласию все то, что, быть может, не всегда в одном направлении было сделано законодательною властью в последнее время"23. Сенаторы, в частности, должны были выявить "настроение умов" крестьянства, причины распространения среди них слухов о "черном переделе", собрать подробные сведения, чем вызван упадок "народного благосостояния", накопления недоимок, выяснить отношение к отмене подушной подати, соляного налога. Ревизующим сенаторам были даны широкие полномочия и право возбуждать любые вопросы и представлять свои рекомендации по их разрешению.
На проведение ревизии Половцову потребовалось восемь месяцев (октябрь 1880 - май 1881 г.), при этом он столкнулся с немалыми трудностями и прямым противодействием местного начальства. У него сразу же возник острый конфликт с киевским генерал-губернатором М. И. Чертковым, воспринявшим ревизию как личное оскорбление; конфликт был разрешен отставкой Черткова в январе 1881 года. Был собран огромный материал, и к чести Половцова надо сказать, что он не утонул в нем, а сумел, представляя итоги ревизии Александру III, сосредоточить свои выводы на двух ключевых проблемах, требующих незамедлительного разрешения: для Киевской губернии это - крестьянское землевладение, в частности, чиншевый вопрос, для Черниговской - вопрос земельного межевания.
Отставка Лорис-Меликова и других либеральных министров и смена политического курса при Александре III привели к тому, что материалы ревизий оказались, по существу, невостребованными, а создание Кахановской комиссии (сентябрь 1881 г.), призванной разработать проект реформы местных учреждений, в том числе и по материалам ревизий, не привело к ощутимым результатам: встреченная в штыки новым министром внутренних дел графом Д. А. Толстым, комиссия после трехлетней работы была по его настоянию закрыта в апреле 1885 года.
Для Половцова ревизия Киевской и Черниговской губерний в личном плане имела громадное значение: обладая богатым опытом работы в Сенате, знакомый с функционированием центрального правительственного аппарата, он воочию увидел работу местных правительственных учреждений, земских и крестьянских присутствий, столкнулся непосредственно с животрепещущими проблемами провинциальной России. (Получив назначение на ревизию, он сказал Лорис-Меликову: "Я очень рад, просидевши в Сенате тридцать лет за бумагами, ехать на живое дело, на живых людей, на живую пользу"24.) Именно после ревизии Половцов четко сформулировал свое видение путей решения многих стоявших перед страной проблем, и главной из них - проблемы крестьянского землевладения и правового равенства крестьян как земельных собственников. Именно с этой поры он стал принципиальным и последовательным противником крестьянского общинного землепользования.
1 января 1883 г. Половцов был назначен государственным секретарем и одновременно статс-секретарем его величества, награжден орденом Белого Орла. Почти десять лет, до 1 июля 1892 г. продолжалась его служба в этом качестве - на вершине его государственной деятельности.
Назначение оказалось тем более неожиданным, что до этого государственным секретарем никогда не становился простой сенатор. Его предшественник, Е. А. Перетц, не устраивал Александра III как ставленник ненавистного императору вел. кн. Константина Николаевича. Среди предложенных кандидатур Александра III устраивал Э. В. Фриш, но он отказался, при выборе других (Н. П. Мансуров, П. А. Марков, И. Я. Голубев, Н. М. Рембелинский) царь колебался. Неожиданно названную кандидатуру Половцова поддержал граф Д. А. Толстой, а его мнение в этот период для Александра III было весомым25.
В силу ряда обстоятельств Половцову пришлось при этом руководить не только Государственной канцелярией, но фактически также и работой Государственного совета. Дело в том, что при назначении Половцов, как статс-секретарь, получил разрешение Александра III писать ему непосредственно и просить при необходимости личных докладов, минуя председателя Совета. Как известно, Государственный совет был учрежден не в последнюю очередь для того, чтобы контролировать действия министров, особенно их законодательные инициативы. Министры же старались всячески обойти Совет, по возможности ускорить прохождение своих проектов через Совет, избегнуть их тщательного обсуждения и т. п., при этом, имея еженедельные личные доклады у императора, старались провести свою точку зрения не считаясь с мнением Совета. Позволение обращаться непосредственно к императору дало Половцову возможность в случае несогласия с законодательными проектами министров доводить до сведения царя точку зрения членов Государственного совета, что позволяло исправлять проекты, влиять на их прохождение. Не злоупотребляя предоставленным правом, Половцов тем не менее регулярно им пользовался; обычно - еженедельно, а иногда и чаще представлял Александру III извлечения из меморий Государственного совета и таким путем систематически информировал его о том, что происходит в Совете; при аудиенциях осмеливался спорить с императором.
Такому образу действий способствовала сама личность председателя Государственного совета - вел. кн. Михаила Николаевича. Человек вполне заурядный, он плохо этому посту соответствовал (что и сам прекрасно сознавал). Не то чтобы он боялся своего племянника, Александра III, но его равнодушие к делам Совета (он явно считал главным для себя пост генерал-фельдцейхмейстера), нежелание и неумение отстаивать свою точку зрения перед императором, стремление уклоняться от объяснений с ним при возникновении острой ситуации в Совете (в чем его постоянно и горько упрекал Половцов) - все это объективно ставило великого князя в положение лишь номинального председателя, чьи обязанности фактически поневоле должен был выполнять Половцов. Положение его как государственного секретаря и сотрудника великого князя сильно осложняло то, что Михаил Николаевич ревниво относился к прямым контактам своего формально подчиненного с Александром III.
Как государственный секретарь Половцов стремился неуклонно соблюдать дух и букву учреждения о Государственном совете. Но положение самого Половцова в этом смысле изначально было трудным: в царствование Александра III значение Государственного совета как высшего законосовещательного органа упало, потому что министры стремились проводить многие важные законопроекты не через Совет, где было немало представителей так называемой либеральной бюрократии (А. В. Головнин, А. А. Абаза, Н. И. Стояновский, А. П. Николаи и др.), а через менее публичный Комитет министров, где не ожидали встретить серьезную оппозицию, - в своей, министерской среде. Этому стремлению способствовали и особенности характера Александра III, а также то, что он смотрел на Совет как на гнездо оппозиции, подозревал у большинства его членов заднюю мысль - о конституции. Император прислушивался к наветам Д. А. Толстого, изображавшего Совет как сборище чуть ли не революционеров, стремившихся ограничить самодержавие.
Антиреформаторскую деятельность Александра III и его министров Половцов не одобрял. В целом он считал, что Александр III "исковеркал" законодательство своего отца, и именно это, по его мнению, и привело страну к революционным бедствиям 1905 - 1907 годов.
Характерна история закона о земских начальниках, изданного 12 июля 1889 года. В годы, непосредственно предшествовавшие убийству Александра II, Половцов в основном поддерживал политический курс деятелей либерального толка - Лорис-Меликова, Д. А. Милютина, Абазы, которые после манифеста Александра III 29 апреля 1881 г., ознаменовавшего резкую смену политического курса и отказ от продолжения реформ, были вынуждены подать в отставку. Половцов отчетливо понимал, что речь идет уже не только об отказе от продолжения реформ, но об антиреформаторском законодательстве, и противодействовать этому, оставаясь на посту государственного секретаря, было бы странным, да и просто невозможным.
Контрреформаторское законодательство Александр III проводил главным образом руками своего министра внутренних дел Толстого, который при его назначении заявил императору: "Я осуждаю все главные реформы последнего царствования и нисколько не способен действовать в духе этих реформ... Я не признаю мужицкой России, я дворянин, считаю дворянство опорою трона и думаю, что сами государи могли мерами своими принести пользу России только при помощи дворянства; я признаю никуда не годным земство; считаю необходимыми самые строгие мероприятия в отношении прессы". Все это получило "полную апробацию" царя26.
Буквально все антиреформаторские меры Толстого Половцов воспринимал критически. Проект закона о земских начальниках он называл толстовскими "измышлениями", считал их "невероятным легкомыслием и самодурством", видел в нем "дело, угрожающее политическою катастрофою", говорил министрам о "слабых сторонах измышлений Пазухина"27. При этом, подчеркнем, Половцов одобрял исходную мысль проекта Толстого-Пазухина: наведение порядка в местном управлении и прекращение многоначалия в уездах. Но он был против антикрестьянской направленности проекта Толстого. Поэтому утверждение, что "его [Половцова] политическая программа, по существу, полностью совпадает с планом "обновления России", провозглашенным гр. Д. А. Толстым в середине 80-х годов устами своего подручного А. Д. Пазухина, идеолога дворянской реакции", и что "позитивная (?) программа Пазухина-Толстого и Половцова по существу одинакова"28, вызывает возражение. В доказательство "одинаковости" и "полного совпадения" приводится лишь отрывок из письма Половцова к В. К. Плеве, где он пишет, что "хотел поставить ее [реформу земских начальников] тверже и консервативнее"29. Но это мало что говорит о сути его позиции. Сам Половцов выразил свое отношение к законодательному проекту Толстого, когда писал: "Реформа должна быть совсем иная... нужно не обособлять крестьянское управление, а слить его с управлением общим". Различие двух позиций здесь существенное, принципиальное: по проекту Толстого-Пазухина земские начальники должны были быть обязательно из дворян, по мысли Половцова - "из среды местного землевладения", то есть из дворян и крестьян - землевладельцев, а вместо земского начальника - органа обособленного крестьянского управления - следовало создать "орган общего на месте управления для всех сословий"30.
Граф Толстой, имея неограниченную поддержку Александра III, попытался быстро, практически без обсуждения, провести свой проект закона о земских начальниках через Совет. Несмотря на возражения большинства его членов, полагавших, как и Половцов, что власть земского начальника должна распространяться не только на крестьян, но и на все сословия, иметь общеадминистративный характер, относиться до всех сословий, Толстой отвергал какие-либо принципиальные изменения своего проекта. Как главный, по существу, оппонент Толстого в Государственном совете, Половцов, сделал все возможное, чтобы проект Толстого подвергся всестороннему критическому обсуждению, и даже попытался противопоставить ему альтернативные проекты И. И. Воронцова-Дашкова и Е. П. Старицкого. В результате закон о земских начальниках был утвержден императором лишь через 2,5 года после внесения его в Государственный совет и уже после смерти его автора. Записи в Дневнике за эти годы (1887 - 1889) полны подробностей, показывающих отнюдь не гладкое прохождение проекта Толстого.
Примерно так же относился Половцов и к другим контрреформаторским законодательным актам этого царствования.
Ему удалось наладить работу Государственной канцелярии, на которую при его вступлении в должность были большие нарекания, в частности и со стороны императора, и при этом в первые три года сократить число чиновников канцелярии на 40 человек. Он сумел также освободить Государственный совет от несвойственных этому учреждению дел судебного характера с тем, чтобы такого рода дела не отнимали время у Совета, мешая его членам полностью сосредоточиться на законотворческой деятельности.
Половцов организовал и довел до конца постройку нового здания архива Государственного совета31, однако, ему не удалось провести в жизнь свою идею о создании при этом архиве центрального петербургского государственного архива для документов, имеющих историческое значение и разбросанных по архивам разных ведомств: несмотря на одобрение этой идеи Александром III, как он пишет, победила "оппозиция чиновников, которые не захотят в каждом отдельном ведомстве выпускать из рук хранящиеся у них бумаги и связанные с этим хранением служебные выгоды"32. Этот проект Половцова обсуждался в министерствах в течение почти 15 лет (1884 - 1899), но так и не получил движения.
В январе 1883 г. Половцов был назначен также и членом Комитета финансов и привлекался к работе в различных совещаниях, комиссиях и комитетах. В 1883 - 1885 гг. он участвовал в Особом секретном совещании для пересмотра существующего порядка чинопроизводства. Половцов выступал за ликвидацию чинов, и Особое совещание признало необходимым "заменить существующую систему гражданских чинов особою новою иерархиею должностей, предоставив присвоенные в настоящее время чинам преимущества должностям соответствующих степеней"33. Александр III 2 апреля 1884 г. одобрил заключение Особого совещания, и оно должно было рассматриваться в Государственном совете. Но из-за противодействия министров дело было сначала отложено, а затем и вовсе похоронено, как и все предыдущие попытки этого рода. Странно, что, комментируя работу этого совещания, П. А. Зайончковский считал отмену чинов мерой реакционной, поскольку ликвидация чинов, то есть Табели о рангах, якобы закрывала бы доступ в дворянское сословие разночинцам34. Как известно, получить дворянство можно было разными путями, например, при награждении соответствующим орденом. Но дело даже не в этом, главное - и этой точки зрения придерживался
Половцов - нормальное развитие страны требовало не обособления сословий возвышением, приданием одному - дворянскому - сословию все больших привилегий и прав, чего добивалась наиболее реакционная (и недальновидная) часть дворянства, а уравнивания прав всех подданных империи.
В 1885 - 1886 гг. Половцов участвовал в работе Комиссии по пересмотру Учреждения об императорской фамилии. Он был инициатором этого пересмотра: в личном докладе Александру III 16 февраля 1884 г. Половцов напомнил ему, что еще семь лет назад подал записку о необходимости изменить этот закон, что и положило начало процессу пересмотра. Комиссия, в которой Половцов играл центральную роль и являлся основным составителем текста, довольно быстро закончила свою деликатную, даже болезненную для великих князей работу. Новый закон об императорской фамилии, заменивший старое, "Павловское" положение 1797 года, был утвержден Александром III 2 июля 1886 года35.
С самого начала службы государственным секретарем Половцов тяготился своим положением. Его Дневник пестрит записями: "мое положение трагическое" (январь 1887 г.), "мое положение делается невыносимым" (февраль 1887 г.), "мучительная и бесплодная моя служба" (декабрь 1888 г.), "я никаких иллюзий относительно своего положения не имею; я желаю уйти, как можно скорее, и вся моя претензия в том, чтобы уйти потихоньку, без скандала" (март 1889 г.)36. Уже в июне 1886 г. он просил у царя увольнения, мотивируя это тем, что ему трудно на 55-м году жизни нести канцелярские обязанности в таких размерах. Однако дело с отставкой затянулось на много лет, очевидно потому, что Половцов надеялся получить министерский портфель. Такая возможность открывалась перед ним не раз, но либо речь шла о ведомстве, возглавить которое он не захотел (народного просвещения), либо, как в случае с Министерством внутренних дел, этому препятствовали интриги лиц, заинтересованных занять это место, либо, как в случае с Государственным контролем, назначение срывалось по неясным причинам ". Усталость накапливалась, росло разочарование, начали одолевать болезни (Половцов страдал мочекаменной болезнью, а с середины 1880-х годов подагрой в сильной форме). К тому же отношения с Александром III становились все более натянутыми, и с 1 июля 1892 г. Половцов получил, наконец, увольнение с одновременным назначением членом Государственного совета, оставаясь сенатором и статс-секретарем, с сохранением содержания в 10 тыс. руб. в год. За время службы государственным секретарем он получил чин действительного тайного советника (1885 г.) и орден Александра Невского (1887 г.), а в 1891 г. также и алмазные знаки к нему.
Первые годы после отставки Половцов провел в основном за границей, на курортах и водах, редко присутствовал на заседаниях Государственного совета. В нечастые свои наезды в Россию он занимался больше своими общественными обязанностями - по Русскому историческому обществу, Училищу технического рисования - и предпринимательскими делами. Лишь в конце 1890-х годов, несколько подлечив подагру, он вернулся к государственным делам: с 1900 г. постоянно посещал заседания Комитета финансов и собрания Государственного совета (в январе был назначен к присутствию в Департаменте законов), проявляя свою прежнюю энергию, упорство в отстаивании своих мнений и нежелание идти на компромисс в принципиальных вопросах из верноподданических и карьерных соображений.
Многократно Половцов оппонировал министру финансов С. Ю. Витте, крайне этим досаждая тому. Признавая достоинства Витте как государственного деятеля и часто соглашаясь с ним в существе предлагаемых финансовых мер, Половцов не соглашался с ним, когда видел, что не продуманы детали намечаемых мер или неверно оцениваются их последствия, не принимал методы, используемые Витте, с его попытками не считаться с законами. Постоянно происходившие стычки раздражали Витте, который, умея убедить Николая II в своей правоте и заручившись его поддержкой, стремился обойти Государственный совет и не считал в таких случаях нужным с ним церемониться.
В воспоминаниях Витте своеобразно отомстил Половцову, так сказать, ответил "на лестнице", - массой небылиц, не исключая даже анекдота о том, что старший сын Половцова, Александр, женился на графине С. В. Паниной якобы из-за расчета обрести таким образом графский титул; вся эта сплетня противоречит и характеру самого Половцова, и характеру его сына, да и просто хорошо известным фактам38. Так и большинство написанного Витте о Половцове ("Все время... занимался различными аферами: продавал, покупал, спекулировал и доспекулировался до того, что почти все состояние своей жены проспекулировал", "был таким невозможно легкомысленным и глупым в своих личных делах", "человек... был очень антипатичный... низкопоклонен, угодлив", имел "прямо в натуре... подлизываться к сильным, власть имущим, как, например, к великим князьям", и пр.39), при ближайшем рассмотрении оказывается на удивление вздорным, несправедливым и не соответствующим действительности40.
В 1901 - 1908 гг. Половцов - непременный член и активный участник наиболее важных для судеб страны совещаний и комиссий: Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности (январь 1901 - апрель 1904 г.), Особого присутствия Государственного совета для обсуждения проекта нового Уголовного уложения, различных совещаний для разработки изменений в законах о Государственном совете и Думе. В новом Государственном совете Половцов был назначался к присутствию на 1906 - 1909 годы.
Тяжелым ударом для него стала смерть жены Надежды Михайловны (9 июля 1908 г.), после чего здоровье его пошатнулось41 и последние месяцы своей жизни Половцов провел в своем родовом имении Рапти, где он и скончался 24 сентября 1909 г. на 78-м году жизни. Похоронен А. А. Половцов рядом с могилой жены, в фамильном склепе баронов Штиглицев (в Троицкой церкви, в парке имения Штиглицев под Нарвой)42.
Наряду с государственной службой и общественными обязанностями Половцов много усилий посвятил промышленно-финансовой деятельности. Половцовым принадлежал крупный пай в Невской ниточной мануфактуре, а после смерти барона Штиглица Н. М. Половцова стала совладельцем Невской бумагопрядильной мануфактуры, Кренгольмской фабрики бумажных изделий в Нарве, Нарвской суконной мануфактуры, Екатерингофской бумагопрядильной мануфактуры; был приобретен крупный пай суконной фабрики Вермана в Риге. В конце 1870-х - начале 1880-х годов Половцовы купили несколько крупных имений в Тамбовской и Воронежской губерниях с винокуренным и мукомольным производствами. В 1883 г. Половцов приобрел у казны на имя жены Богословский горный округ в Пермской губернии, где с XVIII в. добывали золото, ртуть, медь, железо. В 1894 г. там был построен крупнейший на Урале металлургический, рельсопрокатный завод, получивший большой заказ на рельсы для строившейся казенной Сибирской магистрали. Завод был назван в честь жены Надеждинским и положил начало городу Надеждинску. В 1895 г. было создано Богословское акционерное общество, основной пакет акций в котором принадлежал Половцовым.
Принято считать, что эта сторона деятельности Половцова была менее удачной и что к концу его жизни капитал четы Половцовых значительно уменьшился. Однако специально этот вопрос не подвергался изучению, биографы и здесь доверяют мнению Витте. Несомненно одно: предпринимательская деятельность Половцова развивалась не столь успешно, как это ему хотелось: немалое число мануфактур, фабрик, производств и предприятий требовало хозяйского глаза, а Половцов был вынужден передоверяться управляющим и директорам. При этом не следует забывать о меценатстве, благотворительности Половцовых, о сотнях тысяч рублей, пожертвованных Половцовым на издательскую деятельность Русского исторического общества, немалых личных средствах, потраченных на Центральное училище технического рисования и приобретение различных коллекций для находившегося при нем музея промышленно-художественных предметов, благодаря чему этот музей перед 1917 годом вошел в число лучших, выдающихся не только российских, но и европейских музеев43.
Политические взгляды Половцова были до известной степени противоречивы. Сам он считал себя консерватором44, что в целом, по-видимому, верно, хотя ближайшее окружение Александра III сумело создать ему перед императором репутацию либерала; она тянулась за ним и в царствование Николая II. Как сторонник монархической формы правления (это более точно, чем считать его приверженцем самодержавия), хорошо знакомый с государственным устройством Англии, Франции и других европейских стран, он полагал, что до конституции и парламентаризма Россия еще не доросла. Считал, что "самодержавие... есть только внешняя форма", а "существо и формы всякого рода живут и изменяются... следовательно, и существо и формы нашего правления должны изменяться"45. Более того, Половцов полагал, что самодержавие, по сути дела, фикция: "Самодержавное правление самодержавно только по имени, ограниченность средств одного человека делает для него всемогущество невозможным. Государь зависит от других, от лиц, его окружающих, от господствующих мнений, от других правительств, от сложившихся в человечестве сил, то прямо, то косвенно выказывающих свое влияние"; "в прежнее время около трона были люди, пользовавшиеся доверием Государя и приносившие ему пользу своими советами", но, к сожалению, полагал Половцов, "теперь таких решительно нет более и все решается случайностями личного с глазу на глаз доклада"46. 12 апреля 1902 г. он с сожалением записал в Дневнике: Сипягин и Мещерский "убедили Государя, что люди не имеют влияния на ход человеческих событий, что всем управляет Бог, коего помазанником является Царь; что Царь не должен никого слушаться, ни с кем советоваться, а следовать исключительно Божественному внушению, и если его распоряжения могут современным очевидцам не нравиться, то это не имеет никакого значения, потому что результат действий, касающихся народной жизни и истории, дает результаты и получает надлежащую оценку лишь в будущем, более или менее отдаленном"47. Так в течение 20 лет ближайшее окружение Николая II упорно убеждало его в том, что он ни на йоту не должен отказываться от своих самодержавных прав; к чему это привело, хорошо известно.
Половцов был убежден, что эволюция правления в сторону конституционной монархии неизбежна, и сочувствовал предложению Лорис-Меликова привлечь представителей от земств в Государственный совет для заявлений о нуждах провинции и участия в законодательном процессе. Неслучайно он спокойно отнесся к манифесту 17 октября 1905 года. Более того, он считал, что именно запоздание с обновлением государственного строя в России другими реформами привело страну к событиям 1905 - 1907 годов. Отвечая на вопрос Д. М. Сольского: кто виноват в наших теперешних политических несчастьях, то есть революционных событиях, Половцов назвал Александра III, "который по вступлении на престол, вследствие назиданий Победоносцева, Каткова и К", отверг утвержденное и отцом его, и им самим предложение созвать представителей земства для сотрудничества с Государственным советом и, будучи человеком ограниченного ума и упрямого характера, стал коверкать законодательство Александра II, не понимая, что делает. Сына своего не воспитал, так что он, вступив на престол, под влиянием отцовских креатур продолжал действовать в их смысле, что и не могло не привести нас к теперешнему ужасному положению"48.
Конечно, за полвека службы политические взгляды Половцова претерпели определенное развитие. Но нет оснований полагать, что "по мере приближения к старости" его убеждения "становились все более ретроградными", его воззрения претерпели крутой поворот49.
В некоторых принципиальных вопросах - и в этом сказалась его политическая проницательность - он придерживался либеральных воззрений и остался верен им до последних дней, например, в вопросе о формах крестьянского землевладения - ключевой проблеме российской действительности. Еще в 1891 г. в личном докладе он убеждал Александра III отказаться от консервации правительством общинной формы землевладения, видя в нем тормоз экономическому развитию страны и оплот социалистических тенденций. Он считал необходимым постепенно перейти к подворной, семейной собственности на землю и доказывал царю, что община - такой же анахронизм, как и некоторые другие условия российской действительности: "Если Вы, Государь, в царствование свое уничтожите чины, общинное владение да половину праздников, так оставите после себя совсем другую Россию". Тщетно. "Из его ответа можно было вывести заключение, что чины он готов уничтожить, общинного владения касаться не решается и в некоторой степени ему сочувствует, сокращение числа праздников почитает делом затруднительным"50.
16 сентября 1895 г. Половцов передал вел. кн. Владимиру Александровичу записку о необходимости реформировать крестьянское землевладение. Высоко оценив акт 19 февраля 1861 г., Половцов указывал, что "составители крестьянского положения понимали недостаточность хотя и громадного, но единичного мероприятия", что "они положили... крупный, но лишь первый камень". Но в течение двадцати последующих лет продолжения крестьянской реформы не последовало, а предпринятые Д. А. Толстым законодательные меры лишь ухудшили ситуацию, и в итоге за 34 года, минувших после 19 февраля, сохранилось в неприкосновенности владение землей на общинном праве, говорилось в записке. 80% русского народа лишено прав в отношении своего имущества; крестьянин, "уплативший правительству значительную долю цены земли своей, не знает, чем и на каком основании он владеет". Это положение, считал Половцов, крайне опасно. Он напоминал о причинах, вызвавших революцию 1789 - 1793 г. во Франции, и указывал выход из создавшегося положения. "Первою вехою должно быть установление права собственности с тою твердостью и непоколебимостью, на которых выросли все настоящие успехи человечества", следовало прекратить насильственное навязывание общинного владения землей, "даровать действительную возможность перехода от общинного владения пахотными землями к участковому, а затем и от участкового к единоличному". Тогда возникнут хозяйства, "имеющие, при твердой, преемственно обеспечивающей семейство собственности, возможность с осязательными для самих себя и целого государства последствиями трудиться и пожинать плоды трудов своих"51.
Таким образом, за 6 - 7 лет до того, как к таким же выводам пришел Витте и отстаивал их в Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности, и за 12 лет до столыпинских реформ, которые разрушали сельскую общину, Половцов намечал путь выхода из тупикового состояния крестьянского землевладения: переход от общинного к подворному, семейному и далее личному наследственному землевладению и правовое обеспечение личной земельной собственности. Более того, его программа шла дальше тех мер, которые задумал Столыпин.
Кроме того, Половцов стремился ограничить власть бюрократии и усилить ее ответственность перед монархом. Сам высокопоставленный чиновник, Половцов осуждал бесконтрольное, безответственное всесилие чиновничества: "Бездарность чиновничьего управления беспримерна!", - писал он52. В целом он выступал за буржуазный путь развития при сохранении монархической формы правления и совершенствовании механизма управления.
Известна роль Половцова как общественного деятеля, мецената, благотворителя. Ему принадлежала исключительная роль инициатора создания, организатора и в течение 43 лет руководителя Русского исторического общества53; только его настойчивость, организаторский талант да обширные знакомства и связи в различных слоях общества позволили ему "поднять" такую глыбу, как издание полутора сотен томов Сборника РИО (при его жизни вышло 128 томов и еще шесть было подготовлено). Что касается Русского биографического словаря, то лишь вложение сотен тысяч рублей из личных средств Половцова позволило этому уникальному изданию стать фактом русской культуры. Достаточно прочитать Дневник Половцова за 1866 - 1908 гг., чтобы представить себе, сколько трудностей преодолел он на этом пути.
Второе важнейшее деяние Половцова на общественном поприще - основание Центрального училища технического рисования барона А. Л. Штиглица. Известно54, что банкир Штиглиц ничего не понимал в искусстве и не проявлял никакого интереса к художественным произведениям. Но Половцовы уговорили банкира именно путем создания училища увековечить свое имя. В январе 1876 г. барон дал 1 млн. рублей на создание в Петербурге Училища технического рисования, за что был удостоен Александром II благодарственного рескрипта, сверх того по завещанию Штиглиц оставил на нужды уже функционировавшего учебного заведения 9,7 млн. рублей. Цель создания училища в юбилейной речи по случаю его 25-летия (9 января 1902 г.) Половцов определил следующим образом: Училище должно готовить художников, мастеров для художественно-промышленных производств, работников прикладного искусства во имя "достижения возможно совершенного изящества в предметах не только исключительной, но и повседневной русской жизни. Пускай не одни дворцы и палаты останутся хранителями предметов, увеселяющих глаз, возвышающих душевное настроение, пускай, напротив, всякое жилище русского труженика и семьи его согревается светлым лучом искусства, требующим не драгоценных материалов, хотя бы изобилующих в нашей родине, но исключительно общедоступного к исполнению гармонического сочетания линий и красок"55.
Под здание училища барон Штиглиц отвел небольшой участок своей земли в Соляном городке. Вся практическая работа по созданию училища легла на Половцова, который формально был лишь заместителем почетного попечителя (сначала барона Штиглица, затем Н. М. Половцовой) и членом Совета, управлявшего училищем: наблюдение за строительством сначала корпуса училища, а затем и музея при нем; изнурительная - десятилетиями - борьба с бюрократией, препятствовавшей расширению территории для училища и музея в Соляном городке, несмотря на одобрение и прямое указание сначала Александра III, а затем и Николая II; организация учебного процесса, подбор преподавателей, учреждение филиалов училища в Саратове, Ярославле, Иваново-Вознесенске, в Костромской губернии; поиск и приобретение коллекций для музея (на что порой денег не хватало, и Половцовы добавляли из своих личных средств) и многое другое. Все это Половцов делал с увлечением. В результате Центральное училище технического рисования барона Штиглица, открытое 29 января 1879 г., к 1917 г. имело более тысячи учеников, его музей, построенный под руководством замечательного архитектора М. Е. Месмахера, вошел в число наиболее известных музеев Европы56.
Практически всю жизнь Половцов вел дневник: первые сохранившиеся записи относятся к декабрю 1859, последние датированы 1908 годом. Характеристика, которая дана Дневнику в первой биографии Половцова57, неверна, плохо отражает его действительные особенности. Этот выдающийся исторический источник раскрывает исторические реалии эпохи.
Во-первых, в нем имеются записи о встречах, разговорах с сотнями видных деятелей. Это позволяет представить себе время "в лицах", узнать, о чем думали и говорили люди в высшем обществе, околопридворной среде, правительственных сферах. Записанные Половцовым беседы с Александром II, Александром III, Николаем II и другими членами семейства Романовых весьма содержательны. Во-вторых, автор Дневника дает блестящие характеристики многих государственных деятелей (в их числе граф Д. А. Толстой, граф Петр Шувалов58, К. П. Победоносцев, князь А. М. Горчаков, Н. К. Гирс), членов семьи Романовых и др.; Половцов обладал даром сжатой, емкой характеристики человека и его деяний. Эти характеристики бывают хлестки и беспощадны, но из фактических событий известно, что иного эти лица и не заслуживают. В-третьих, Половцов, в силу своего служебного положения, обширных знакомств, стоял у истоков многих важных событий и решений, и ряд сообщаемых им подробностей известен лишь по его Дневнику. Можно было бы привести в-четвертых, в-пятых и т. д., но... читайте Дневник Половцова, он того стоит.
Дневник за время его службы государственным секретарем (1883 - 1892 гг.) был издан в 1966 г. не без ошибок и неточностей; некоторые принятые в издании эдиционные правила вызывают сомнение. Пользоваться более ранними публикациями в "Красном архиве", выполненными менее квалифицированно, следует крайне осторожно. В настоящее время Дневник Половцова полностью расшифрован по подлиннику и издан заново.
Примечания:
1. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. А. А. Половцов (Биографический очерк). В кн.: Дневник государственного секретаря А. А. Половцова. Т. 1. М. 1966, с. 11.
2. Русский биографический словарь. Т. "Плавильщиков - Примо". СПб. 1905, с. 375 - 376.
3. Там же, с. 377.
4. По некоторым данным (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 50) - купленное Александром Андреевичем Половцовым.
5. Русский биографический словарь, с. 377.
6. ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 52.
7. АННЕНКОВА Э. А. Императорское Училище правоведения. СПб. 2006, с. 28 - 29.
8. ШИЛОВ Д. Н. Государственные деятели Российской империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802 - 1917. СПб. 2001, с. 535.
9. ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 7, л. 87 - 88.
10. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 6.
11. ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 35 - 37.
12. А не в 1843 г., как писал Зайончковский (ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 6).
13. Но далеко не единственной, как считал Зайончковский (ук. соч., с. 6). По завещанию, ей отходили паи и акции в заводах, фабриках, мануфактурах, компаниях барона, а также недвижимость в Петербурге. Приводимая А. А. Половцовым "остаточная" цифра в 16 - 17 млн, по-видимому, является лишь денежным выражением унаследованного его женой имущества, куда не входила недвижимость (Дневник государственного секретаря А. А. Половцова (Дневник). Т. 1. М. 1966, с. 287).
14. Запись в дневнике от 9 марта 1881 г.: ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 18, л. 201.
15. ВИТТЕ С. Ю. Воспоминания. Т. 1. М. 1960, с. 181.
16. А не с 1876-м, как утверждал Зайончковский (ук. соч., с. 5). К сожалению, приходится постоянно отмечать в этом биографическом очерке многочисленные неточности.
17. ШИЛОВ Д. Н. Ук. соч., с. 535.
18. "Вчера был у меня сенатор Половцов, близкий человек великого князя Владимира Александровича и отчасти наследника цесаревича" (Дневник Д. А. Милютина. 1876 - 1877 гг. Т. 2. М. 1949, с. 149).
19. Дневник Е. А Перетца (1880 - 1883). М. -Л. 1927, с. 153.
20. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 16; см. также: ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 18, л. 65.
21. "Я воспитывался при Николае Павловиче и четыре года служил ему; то было царство лжи, обмана, подобострастия, всякой неправды" (Дневник, т. 2, с. 238).
22. Текст "Особой инструкции": Русский архив, 1912, N 11, с. 417 - 429.
23. Запись в Дневнике от 17 августа 1880 г.: ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 17, л. 13.
24. Там же, л. 8.
25. Дневник Е. А. Перетца, с. 152 - 157; Дневник, т. 1, с. 19 - 24.
26. Запись в Дневнике от 10 июля 1882 г. со слов графа П. А. Шувалова (ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 20, л. 78об. - 79).
27. Дневник, т. 2, с. 73, 101, 103.
28. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 10.
29. Там же, с. 11.
30. Дневник, т. 2, с. 106, 117, 119.
31. Это монументальное здание, построенное по проекту архитектора М. Е. Месмахера, и сейчас стоит на углу Миллионной улицы и Зимней канавки.
32. Дневник, т. 2, с. 62.
33. Там же, т. 1, с. 498.
34. Там же, с. 498 - 499.
35. ПСЗ-3. Т. 6, N 3851.
36. Дневник, т. 2, с. 12, 25, 133, 142, 180.
37. Там же, т. 1, с. 233, 319.
38. ВИТТЕ С. Ю. Воспоминания. Т. 1. М. 1960, с. 332 - 334; Дневник, т. 2, с. 273.
39. ВИТТЕ С. Ю. Ук. соч. Т. 1, с. 182, 183, 321, 367 - 368; т. 2, с. 30, 31.
40. К сожалению, расчет Витте в известной мере оправдался: его воспоминания были опубликованы в середине 1920-х годов, в 1960-м последовало массовое издание, и по-прежнему историки часто слишком доверяют их автору.
41. Воспоминания кн. П. А. Оболенского. - Новый журнал, 1989, т. 174, с. 240 - 249.
42. Там же, с. 240; но это произошло не в имении Рапти, как указывает Шилов (ШИЛОВ Д. Н. Ук. соч., с. 536).
43. ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 46.
44. Дневник, т. 1, с. 244.
45. Там же, с. 99; ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 7, л. 69.
46. Там же, л. 68 (запись относится к 1874 г.); Дневник, т. 2, с. 417 (запись 3 февраля 1892 г.).
47. ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 54, л. 65об.
48. Там же, д. 69, запись 13 июня 1906 г., цит. по: Красный архив, 1923, т. 4, с. 115.
49. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 8.
50. Дневник, т. 2, с. 402, 435 (запись 14 марта 1892 г.).
51. ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 48, л. 22об. - 37.
52. Дневник, т. 2, с. 439.
53. См. Вопросы истории, 2007, N 3, с. 3 - 19.
54. ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 45.
55. ГАРФ, ф. 583, оп. 1,д. 54, л. 38.
56. ТЫЖНЕНКО Т. Е. Максимилиан Месмахер. Л. 1984, с. 72 - 131.
57. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 14 - 17. См также: ЕГО ЖЕ. Кризис самодержавия на рубеже 1870-х - 1880-х годов. М. 1964, с. 34; ЕГО ЖЕ. Российское самодержавие в конце XIX века. М. 1970, с. 18.
58. Дневник, т. 2, с. 174 - 176, 189 - 191.
Вопросы истории, № 7, Июль 2008, C. 39-54
Никитин Станислав Александрович - историк.
Государственный и общественный деятель второй половины XIX - начала XX столетия, меценат и коллекционер Александр Александрович Половцов родился 31 мая 1832 г. в небогатой дворянской семье. Дворяне Половцовы вели свое начало от казака Семена Половца, храброго военачальника, сподвижника Богдана Хмельницкого, бывшего белоцерковским полковником во время присоединения Малороссии к Великороссии и принимавшего участие в Переяславской Раде, впоследствии - войскового писаря, верно служившего московским царям.
В свою очередь казаки Половцы происходили от князей Половцов, потомков половецкого хана Тугорхана, получившего при великом князе Святополке II Изяславиче, женатом на дочери Тугорхана, уделы на Рожнах и Сквирке (недалеко от Белой Церкви). Последний князь Половец, Дамиан, по возвращении из татарского полона нашел свои поместья разграбленными и подался в казаки в Белую Церковь2. Поэтому укоренившееся мнение о незнатности рода Половцовых можно подвергнуть сомнению.
Внук Семена Половца, Иван Андреевич, по указу Петра I от 12 июня 1702 г. "за бои в ливонских и немецких землях" был пожалован поместным окладом - земельными угодьями в Великих Луках (Псковской губ.) - и поименован в указе уже не Половцем, а дворянином Половцовым3.
Отец А. А. Половцова, Александр Андреевич (1805 - 1892), по-видимому, внук первого дворянина из рода Половцовых, имел в Лужском уезде Петербургской губернии родовое имение4 Рапти (1859 дес), где и родился его старший сын Александр, к которому впоследствии перешло это имение. Александр Андреевич участвовал в русско-турецкой войне 1828 г., по болезни в 1832 г. вышел в отставку и поступил на службу в Министерство внутренних дел чиновником особых поручений. С 1839 г. он служил в Министерстве юстиции (с 1840 г. - в первом департаменте Сената), в 1845-м причислен к Министерству государственных имуществ, где с 1857 г. состоял членом Совета министра; дослужился до чина действительного тайного советника (1882 г.); тогда же по расстроенному здоровью вышел в отставку5. Мать А. А. Половцова - Аграфена Федоровна Татищева (1811 - 1877) - происходила из старинной дворянской семьи майора Ф. В. Татищева, участника войны 1812 года. (Историк С. С. Татищев приходился двоюродным братом А. А. Половцову.) В семье было 10 детей6; нам известно лишь о четырех сыновьях (Александр, Валерьян, Федор, Иван) и двух дочерях (Варвара, Мария).
Первоначальное обучение Александра проходило, по-видимому, в домашней обстановке (нет сведений, что он где-либо окончил гимназический курс). Для последующего воспитания и образования в семье было принято решение поместить старшего сына в недавно открывшееся привилегированное, предназначенное только для детей дворян Училище правоведения (возможно, на это решение повлияло то, что бабушка со стороны отца, Ю. Ф. Гиппиус, была в дружеских отношениях с принцем П. Г. Ольденбургским, организатором и попечителем этого закрытого учебного заведения). Готовясь к поступлению в Училище правоведения, Александр в течение девяти месяцев обучался в известном частном пансионе Ридигера в Петербурге.
Открывшееся в декабре 1835 г. Училище правоведения было призвано до некоторой степени исправить положение с кадрами в судебном ведомстве. В течение шести лет воспитанники проходили обучение с гимназического до университетского уровня, при этом юридическое образование давалось с практическим уклоном в интересах государственной службы. (Примерно такую же задачу выполняло другое учебное заведение этого типа - Царскосельский (Александровский) лицей). При составлении программы обучения принц П. Г. Ольденбургский советовался с М. М. Сперанским, Училище располагало тщательно подобранным составом преподавателей и воспитателей, хорошей библиотекой. Продуманно построен был режим пребывания учащихся в стенах училища, включая организацию досуга и мельчайшие бытовые детали.
Для совершенствования знаний и формирования практических навыков правоведы после окончания училища обязаны были прослужить шесть лет по ведомству Министерства юстиции, начиная с низших штатных должностей в канцеляриях. Они получали известную материальную независимость, поскольку при назначении выпускников в губернии им определялся добавочный оклад по 700 руб. в год)7, все это делало Училище лучшим в России учебным заведением для подготовки юристов, в первую очередь для государственной службы.
В мае 1851 г. при окончании Училища Половцов был удостоен золотой медали. На службу он поступил в Сенат, в чине титулярного советника, с поручением исправлять должность секретаря в канцелярии Общего собрания департаментов8.
Два обстоятельства предопределили последующий жизненный путь и служебную карьеру Половцова и сыграли важнейшую роль в его судьбе. Первое - прекрасное образование, полученное им в Училище правоведения, заложившем также и фундамент его образа мыслей. В результате Половцов вышел из Училища убежденным законником, апологетом Закона, глубоко осознающим, что уважение к закону, какой бы он ни был - хороший или плохой, справедливый или несправедливый - должно превалировать во всех сферах русской жизни. В течение всей своей деятельности на разных постах он неизменно придверживался того взгляда, что требования закона должны быть обязательными для всех подданных - от высших должностных лиц, не исключая и императора, до будочника и дворника. В его Дневнике приводятся многочисленные примеры нарушения законов, пренебрежения к закону и попыток обойти законодательство со стороны императоров Александра II, Александра III, Николая II, министров, других высших должностных лиц.
В январе 1869 г. он, не обинуясь, выговаривал министру внутренних дел А. Е. Тимашеву, защищавшему в Сенате беззаконие и произвол своих чиновников на местах, и пытался убедить его в том, что земским, судебным, крестьянским учреждениям законодательными актами дана довольно значительная власть на местах и что "хорошо ли, дурно ли это сделано - судить власти законодательной", высшая же исполнительная власть должна неукоснительно следовать закону и стараться, чтобы "на местах царствовало беспристрастие и справедливость в распределении власти между правительственными и выборными учреждениями" и с обеих сторон "было как можно менее произвола"9.
Вековое пренебрежение высших носителей самодержавной власти ("Я - закон"), пропитавшее и массу чиновной бюрократии и все население страны, утвердило в России традицию следовать пословице: "Закон что дышло, куда повернешь - туда и вышло". На службе в Сенате, затем в Государственном совете Половцов пытался, насколько мог, действовать вопреки этой пословице.
Второе обстоятельство - женитьба в феврале 1861 г. на 17-летней воспитаннице (точнее, приемной дочери) придворного банкира барона А. Л. Штиглица Надежде Михайловне Юневой (Июневой, Юниной). Обстоятельства ее происхождения и рождения недостаточно выяснены10. Половцов в Дневнике ни словом не упомянул о происхождении своей жены, но сын Надежды Михайловны, Александр, довольно подробно пишет об этом в своих воспоминаниях11. Согласно этим воспоминаниям, а также семейным преданиям, складывается следующая картина.
10 июня 1844 г.12 в саду Каменноостровской дачи барона Штиглица был найден 6-месячный ребенок, девочка, с запиской, гласящей, что младенец, Надежда Михайловна, рождена 10 декабря 1843 г. и крещена в православной вере. Девочка была в рубашке тончайшего полотна, с нательным крестиком на цепочке из янтарных бусинок. Баронесса была склонна приютить подкидыша в суеверной надежде, что это поможет ей самой стать матерью, барон же (лютеранского вероисповедания) колебался, но на следующий день за ним прислал Николай I и просил его взять девочку на воспитание, подчеркнув, что знает, кто ее отец. Поскольку дело происходило в июне, девочке дали фамилию Июнева. Барон вырастил девочку, воспитал ее, сильно привязался к ней и видел в ней, скорее, приемную дочь.
В семействе Романовых и в высшем обществе были убеждены, что Н. М. Юнина - дочь великого князя Михаила Павловича. О ее матери в воспоминаниях Половцова ничего не сказано, и тут приходится, следуя семейным преданиям, считать, что ею была "фрейлина К." Сын в доказательство общепринятой версии о происхождении матери пишет также, что форма и некоторые черты лица Надежды Михайловны сильно напоминали черты лица Екатерины II и, кроме того, подчеркивает поразительное сходство матери под конец ее жизни с великой княгиней Екатериной Михайловной (дочерью вел. кн. Михаила Павловича от законной супруги, вел. кн. Елены Павловны) на ее фотографии в старости.
Принято считать, что А. А. Половцов получил за Н. М. Юниной миллионное приданое, хотя документального подтверждения этому обнаружить не удалось (известно только, что в числе приданого был знаменитый впоследствии особняк на Б. Морской, 54). После смерти Штиглица в октябре 1884 г. Н. М. Половцова стала по завещанию одной из основных наследниц барона13 и обладательницей состояния, оцениваемою в два-три десятка миллионов.
Женитьба на Юниной облегчила молодому чиновнику Сената доступ в высшее общество, в околопридворные круги, принесла ему богатство, а стало быть независимость, и способствовала его дальнейшему возвышению. В то же время обретенное им положение создало ему немало завистливых недоброжелателей, особенно в среде высшей бюрократии, представители которой в это пореформенное время довольствовались в основном должностными окладами, впрочем иногда крупными. Заступившись за Половцова перед Александром II, когда в царской семье обсуждался его конфликт с киевским генерал-губернатором М. И. Чертковым, вел. кн. Алексей Александрович сказал: "Я знаю Половцова: он умный и честный человек. Ему вредят в общем мнении его миллионы, без которых на него смотрели бы иначе"14.
У Надежды Михайловны и Александра Александровича Половцовых было четверо детей: Анна (1861 - 1917), в замужестве княгиня Оболенская; Надежда (1865 - 1920), в замужестве графиня Бобринская; Александр (1867 - 1944) и Петр (1874 - 1964).
Чтение Дневника и ознакомление с государственной и общественной деятельностью Половцова убеждают, что он был одним из умнейших людей своего времени. Это не отрицал даже СЮ. Витте, который относился к Половцову недоброжелательно, но вынужден был написать, что "Половцов был человек, несомненно, умный, толковый, даже с государственным умом"15. Блестяще образованный юрист, за 32 года работы в Сенате он приобрел богатейший опыт и понимание функционирования государственного механизма и отдал потом четверть века службе в Государственном совете - сначала государственным секретарем, затем членом Совета. Половцов прекрасно владел пером (о чем говорят и его Дневник и письма, и докладные записки, мемории, направляемые государю, предисловия к ряду томов "Сборника РИО"), свободно говорил на трех европейских языках (французском, английском, немецком) и был толковым организатором и администратором с обширнейшими знакомствами не только среди государственных деятелей и чиновной бюрократии, членов императорского семейства, в высшем свете, придворной среде, но и среди иностранных дипломатов, историков, художников, музыкантов. Он умел внимательно и терпеливо выслушивать своих собеседников, проявлял обширные познания как знаток изобразительных искусств, любитель и ценитель музыки, театра; прекрасно знал, практически на профессиональном уровне, реалии русской и мировой истории.
Ему принадлежала богатая коллекция старинных художественных предметов, он собрал также великолепную библиотеку - более 25 тыс. томов, среди которых было немало редчайших, уникальных изданий; библиотека размещалась в его особняке на Б. Морской, в специальной комнате, обстановка которой была изготовлена во Флоренции; на нее стремился взглянуть "весь Петербург". Общественный деятель и меценат, наконец, образцовый семьянин и заботливый отец - такой может быть сжатая характеристика этого человека.
Нельзя сказать, что, поступив в Сенат, Половцов тут же сделал головокружительную карьеру, но начав в мае 1851 г. исправляющим должность секретаря в канцелярии Общего собрания трех первых департаментов (с сентября - младший помощник секретаря I департамента), он постепенно взбирался по служебной лестнице и ступеням Табели о рангах: в сентябре 1858 г. - обер-секретарь 1-го отделения III департамента (с июля 1863 г. - статский советник, с января 1865 г. - действительный статский советник), в декабре 1866 г. - обер-прокурор I департамента Сената; с августа 1873 г.16 - тайный советник, с одновременным назначением сенатором в IV департамент (с апреля 1876 г. - в первый)17.
Молва приписывала карьерный рост Половцова влиянию некоторых великих князей, что нашло отражение в дневниках и воспоминаниях современников. В начале 1869 г. Александр II поручил Половцову готовить своего сына, вел. кн. Владимира Александровича, незадолго перед тем назначенного сенатором, к заседаниям в I департаменте Сената. Половцов рьяно взялся задело. Они подружились, и эти дружеские отношения сохранились в последующие несколько десятилетий18. Но Половцов был назначен сенатором лишь через пять лет после начала занятий с великим князем. Половцов старался убедить Владимира Александровича активнее участвовать в государственных делах, пытался через него донести свои мысли, предложения до трона, правдиво, а порой и в очень резкой форме высказывал ему свои тревоги в связи с положением в стране, свои оценки тех или иных правительственных решений и действий, писал ему записки по различным вопросам. Но примерно к середине 1890-х годов он окончательно убедился в тщетности таких попыток, и в итоге в Дневнике за 1897 - 1899 гг. дал жесткие, беспощадные характеристики не только вел. кн. Владимиру Александровичу, но и многим другим членам императорской семьи. Склонный к лени, равнодушный к делам и неспособный к серьезной работе, вел. кн. Владимир Александрович всему этому предпочитал развлечения и удовольствия, а в государственных делах, при назначениях на важные должности не оказывал влияния ни на отца, Александра II, ни на брата, Александра III, ни на племянника, Николая II. Высказываемое некоторыми современниками мнение о якобы протежировании, оказанном Половцову великим князем, не имеет серьезных оснований. Вообще по отношению к членам семейства Романовых Половцов чувствовал и вел себя независимо, насколько это, разумеется, было возможно. Александр II, в частности, с середины 1870-х годов постоянно выражал свое недовольство тем, что чета Половцовых отказывалась принимать у себя княжну Е. М. Долгорукую.
С наследником Александром Александровичем у Половцова было общее дело - Русское историческое общество, и уже в силу этого отношения установились, можно сказать, доброжелательные. Сложнее было с Александром III: уже при назначении Половцова государственным секретарем император отозвался о нем двусмысленно, как о человеке способном, но увлекающемся19. Окружение Александра III убеждало его в том, что Половцов - отъявленный либерал, и к концу его деятельности в качестве государственного секретаря отношения с царем стали более чем прохладными (не в последнюю очередь - под влиянием императрицы Марии Федоровны).
В целом мнение о великих князьях сложилось у Половцова отрицательное, как о людях, не отвечающих своему высокому, в силу рождения, предназначению. Хотя некоторых из них он считал умными людьми (например, Владимира и Алексея Александровичей), все же они, по его мнению, не желали (или не были способны) серьезно работать на благо России, интересуясь лишь сугубо семейными или личными, как правило, меркантильными, делами.
Здесь же уместно сказать, что в одном из биографических очерков о Половцове несообразно с обстоятельствами приведено его мнение об Александре II как о слабоумном20; других мнений Половцова об этом императоре в очерке не приводится, и это естественно может породить представление, будто именно так он и оценивал царя, и его реформы, и его царствование в целом. Но в Дневнике речь шла о сугубо внутрисемейных отношениях Романовых, о случае, когда в ноябре 1880 г. в Ливадии, показывая сыну Александру и его супруге домик, где жила княжна Долгорукая, Александр II повел себя настолько неловко, непозволительно, что, выслушав рассказ об этом, Половцов возмутился и резко осудил его поведение в данном конкретном случае.
Половцов в Дневнике не раз и порою весьма резко критикует Александра II за те или иные его решения (особенно должностные назначения) и поступки, за его поведение в семье, некоторые свойства характера, но он видел и то, что заслуживало в его глазах положительной оценки, тем более что Половцов уже вполне взрослым человеком жил и служил в последние, наиболее мрачные, годы правления Николая I и ему было с чем сравнивать новое царствование21. К реформаторской деятельности Александра II, как и к самому монарху, он относился в основном с одобрением. Правда, Половцов полагал, что реформы, прежде всего крестьянская и земская, были проведены слишком быстро, поспешно, во многих деталях непродуманно, сожалел, что реформаторская деятельность Александра II была прервана, тогда как необходимы были и другие реформы, и законодательное совершенствование уже проведенных. В частности, он считал, что Положение 19 февраля 1861 г. привело к уничтожению класса дворян-землевладельцев - наиболее просвещенного и способного стать опорой государственной стабильности при проведении дальнейшей модернизации страны - видел в этом недостаток крестьянской реформы, но при этом нигде не предложил своего варианта реформы на более совершенной основе, который мог бы быть реализован при существовавших условиях. Это мнение Половцов и высказывал, и отстаивал, и пытался проводить в жизнь в качестве государственного секретаря и члена Государственного совета.
В августе 1880 г. Половцов в числе других сенаторов (И. И. Шамшин, С. А. Мордвинов, М. Е. Ковалевский) был назначен для проведения сенаторской ревизии, предпринятой, очевидно, по инициативе М. Т. Лорис-Меликова. Ревизия в восьми губерниях (затем число губерний было увеличено до десяти; Половцову достались Киевская и Черниговская) была не такой, какие практиковались постоянно на протяжении XIX века. Основная задача ревизующих сенаторов состояла не в том, чтобы, как обычно, выявить злоупотребления на местах, нарушения законов, личный произвол высших губернских чиновников и т. п., а в том, чтобы собрать материал для намечаемой реформы местного управления. И хотя в составлении инструкции сенаторам принимали участие несколько министерств (юстиции, внутренних дел, финансов, народного просвещения) всю работу направлял Лорис-Меликов; сенаторам была вручена "Особая инструкция"22, суть которой Лорис-Меликов в напутственной речи охарактеризовал так: "Надо посмотреть, как бы устранить общие неудобства нашего провинциального правительственного порядка, как бы привести к единству, к согласию все то, что, быть может, не всегда в одном направлении было сделано законодательною властью в последнее время"23. Сенаторы, в частности, должны были выявить "настроение умов" крестьянства, причины распространения среди них слухов о "черном переделе", собрать подробные сведения, чем вызван упадок "народного благосостояния", накопления недоимок, выяснить отношение к отмене подушной подати, соляного налога. Ревизующим сенаторам были даны широкие полномочия и право возбуждать любые вопросы и представлять свои рекомендации по их разрешению.
На проведение ревизии Половцову потребовалось восемь месяцев (октябрь 1880 - май 1881 г.), при этом он столкнулся с немалыми трудностями и прямым противодействием местного начальства. У него сразу же возник острый конфликт с киевским генерал-губернатором М. И. Чертковым, воспринявшим ревизию как личное оскорбление; конфликт был разрешен отставкой Черткова в январе 1881 года. Был собран огромный материал, и к чести Половцова надо сказать, что он не утонул в нем, а сумел, представляя итоги ревизии Александру III, сосредоточить свои выводы на двух ключевых проблемах, требующих незамедлительного разрешения: для Киевской губернии это - крестьянское землевладение, в частности, чиншевый вопрос, для Черниговской - вопрос земельного межевания.
Отставка Лорис-Меликова и других либеральных министров и смена политического курса при Александре III привели к тому, что материалы ревизий оказались, по существу, невостребованными, а создание Кахановской комиссии (сентябрь 1881 г.), призванной разработать проект реформы местных учреждений, в том числе и по материалам ревизий, не привело к ощутимым результатам: встреченная в штыки новым министром внутренних дел графом Д. А. Толстым, комиссия после трехлетней работы была по его настоянию закрыта в апреле 1885 года.
Для Половцова ревизия Киевской и Черниговской губерний в личном плане имела громадное значение: обладая богатым опытом работы в Сенате, знакомый с функционированием центрального правительственного аппарата, он воочию увидел работу местных правительственных учреждений, земских и крестьянских присутствий, столкнулся непосредственно с животрепещущими проблемами провинциальной России. (Получив назначение на ревизию, он сказал Лорис-Меликову: "Я очень рад, просидевши в Сенате тридцать лет за бумагами, ехать на живое дело, на живых людей, на живую пользу"24.) Именно после ревизии Половцов четко сформулировал свое видение путей решения многих стоявших перед страной проблем, и главной из них - проблемы крестьянского землевладения и правового равенства крестьян как земельных собственников. Именно с этой поры он стал принципиальным и последовательным противником крестьянского общинного землепользования.
1 января 1883 г. Половцов был назначен государственным секретарем и одновременно статс-секретарем его величества, награжден орденом Белого Орла. Почти десять лет, до 1 июля 1892 г. продолжалась его служба в этом качестве - на вершине его государственной деятельности.
Назначение оказалось тем более неожиданным, что до этого государственным секретарем никогда не становился простой сенатор. Его предшественник, Е. А. Перетц, не устраивал Александра III как ставленник ненавистного императору вел. кн. Константина Николаевича. Среди предложенных кандидатур Александра III устраивал Э. В. Фриш, но он отказался, при выборе других (Н. П. Мансуров, П. А. Марков, И. Я. Голубев, Н. М. Рембелинский) царь колебался. Неожиданно названную кандидатуру Половцова поддержал граф Д. А. Толстой, а его мнение в этот период для Александра III было весомым25.
В силу ряда обстоятельств Половцову пришлось при этом руководить не только Государственной канцелярией, но фактически также и работой Государственного совета. Дело в том, что при назначении Половцов, как статс-секретарь, получил разрешение Александра III писать ему непосредственно и просить при необходимости личных докладов, минуя председателя Совета. Как известно, Государственный совет был учрежден не в последнюю очередь для того, чтобы контролировать действия министров, особенно их законодательные инициативы. Министры же старались всячески обойти Совет, по возможности ускорить прохождение своих проектов через Совет, избегнуть их тщательного обсуждения и т. п., при этом, имея еженедельные личные доклады у императора, старались провести свою точку зрения не считаясь с мнением Совета. Позволение обращаться непосредственно к императору дало Половцову возможность в случае несогласия с законодательными проектами министров доводить до сведения царя точку зрения членов Государственного совета, что позволяло исправлять проекты, влиять на их прохождение. Не злоупотребляя предоставленным правом, Половцов тем не менее регулярно им пользовался; обычно - еженедельно, а иногда и чаще представлял Александру III извлечения из меморий Государственного совета и таким путем систематически информировал его о том, что происходит в Совете; при аудиенциях осмеливался спорить с императором.
Такому образу действий способствовала сама личность председателя Государственного совета - вел. кн. Михаила Николаевича. Человек вполне заурядный, он плохо этому посту соответствовал (что и сам прекрасно сознавал). Не то чтобы он боялся своего племянника, Александра III, но его равнодушие к делам Совета (он явно считал главным для себя пост генерал-фельдцейхмейстера), нежелание и неумение отстаивать свою точку зрения перед императором, стремление уклоняться от объяснений с ним при возникновении острой ситуации в Совете (в чем его постоянно и горько упрекал Половцов) - все это объективно ставило великого князя в положение лишь номинального председателя, чьи обязанности фактически поневоле должен был выполнять Половцов. Положение его как государственного секретаря и сотрудника великого князя сильно осложняло то, что Михаил Николаевич ревниво относился к прямым контактам своего формально подчиненного с Александром III.
Как государственный секретарь Половцов стремился неуклонно соблюдать дух и букву учреждения о Государственном совете. Но положение самого Половцова в этом смысле изначально было трудным: в царствование Александра III значение Государственного совета как высшего законосовещательного органа упало, потому что министры стремились проводить многие важные законопроекты не через Совет, где было немало представителей так называемой либеральной бюрократии (А. В. Головнин, А. А. Абаза, Н. И. Стояновский, А. П. Николаи и др.), а через менее публичный Комитет министров, где не ожидали встретить серьезную оппозицию, - в своей, министерской среде. Этому стремлению способствовали и особенности характера Александра III, а также то, что он смотрел на Совет как на гнездо оппозиции, подозревал у большинства его членов заднюю мысль - о конституции. Император прислушивался к наветам Д. А. Толстого, изображавшего Совет как сборище чуть ли не революционеров, стремившихся ограничить самодержавие.
Антиреформаторскую деятельность Александра III и его министров Половцов не одобрял. В целом он считал, что Александр III "исковеркал" законодательство своего отца, и именно это, по его мнению, и привело страну к революционным бедствиям 1905 - 1907 годов.
Характерна история закона о земских начальниках, изданного 12 июля 1889 года. В годы, непосредственно предшествовавшие убийству Александра II, Половцов в основном поддерживал политический курс деятелей либерального толка - Лорис-Меликова, Д. А. Милютина, Абазы, которые после манифеста Александра III 29 апреля 1881 г., ознаменовавшего резкую смену политического курса и отказ от продолжения реформ, были вынуждены подать в отставку. Половцов отчетливо понимал, что речь идет уже не только об отказе от продолжения реформ, но об антиреформаторском законодательстве, и противодействовать этому, оставаясь на посту государственного секретаря, было бы странным, да и просто невозможным.
Контрреформаторское законодательство Александр III проводил главным образом руками своего министра внутренних дел Толстого, который при его назначении заявил императору: "Я осуждаю все главные реформы последнего царствования и нисколько не способен действовать в духе этих реформ... Я не признаю мужицкой России, я дворянин, считаю дворянство опорою трона и думаю, что сами государи могли мерами своими принести пользу России только при помощи дворянства; я признаю никуда не годным земство; считаю необходимыми самые строгие мероприятия в отношении прессы". Все это получило "полную апробацию" царя26.
Буквально все антиреформаторские меры Толстого Половцов воспринимал критически. Проект закона о земских начальниках он называл толстовскими "измышлениями", считал их "невероятным легкомыслием и самодурством", видел в нем "дело, угрожающее политическою катастрофою", говорил министрам о "слабых сторонах измышлений Пазухина"27. При этом, подчеркнем, Половцов одобрял исходную мысль проекта Толстого-Пазухина: наведение порядка в местном управлении и прекращение многоначалия в уездах. Но он был против антикрестьянской направленности проекта Толстого. Поэтому утверждение, что "его [Половцова] политическая программа, по существу, полностью совпадает с планом "обновления России", провозглашенным гр. Д. А. Толстым в середине 80-х годов устами своего подручного А. Д. Пазухина, идеолога дворянской реакции", и что "позитивная (?) программа Пазухина-Толстого и Половцова по существу одинакова"28, вызывает возражение. В доказательство "одинаковости" и "полного совпадения" приводится лишь отрывок из письма Половцова к В. К. Плеве, где он пишет, что "хотел поставить ее [реформу земских начальников] тверже и консервативнее"29. Но это мало что говорит о сути его позиции. Сам Половцов выразил свое отношение к законодательному проекту Толстого, когда писал: "Реформа должна быть совсем иная... нужно не обособлять крестьянское управление, а слить его с управлением общим". Различие двух позиций здесь существенное, принципиальное: по проекту Толстого-Пазухина земские начальники должны были быть обязательно из дворян, по мысли Половцова - "из среды местного землевладения", то есть из дворян и крестьян - землевладельцев, а вместо земского начальника - органа обособленного крестьянского управления - следовало создать "орган общего на месте управления для всех сословий"30.
Граф Толстой, имея неограниченную поддержку Александра III, попытался быстро, практически без обсуждения, провести свой проект закона о земских начальниках через Совет. Несмотря на возражения большинства его членов, полагавших, как и Половцов, что власть земского начальника должна распространяться не только на крестьян, но и на все сословия, иметь общеадминистративный характер, относиться до всех сословий, Толстой отвергал какие-либо принципиальные изменения своего проекта. Как главный, по существу, оппонент Толстого в Государственном совете, Половцов, сделал все возможное, чтобы проект Толстого подвергся всестороннему критическому обсуждению, и даже попытался противопоставить ему альтернативные проекты И. И. Воронцова-Дашкова и Е. П. Старицкого. В результате закон о земских начальниках был утвержден императором лишь через 2,5 года после внесения его в Государственный совет и уже после смерти его автора. Записи в Дневнике за эти годы (1887 - 1889) полны подробностей, показывающих отнюдь не гладкое прохождение проекта Толстого.
Примерно так же относился Половцов и к другим контрреформаторским законодательным актам этого царствования.
Ему удалось наладить работу Государственной канцелярии, на которую при его вступлении в должность были большие нарекания, в частности и со стороны императора, и при этом в первые три года сократить число чиновников канцелярии на 40 человек. Он сумел также освободить Государственный совет от несвойственных этому учреждению дел судебного характера с тем, чтобы такого рода дела не отнимали время у Совета, мешая его членам полностью сосредоточиться на законотворческой деятельности.
Половцов организовал и довел до конца постройку нового здания архива Государственного совета31, однако, ему не удалось провести в жизнь свою идею о создании при этом архиве центрального петербургского государственного архива для документов, имеющих историческое значение и разбросанных по архивам разных ведомств: несмотря на одобрение этой идеи Александром III, как он пишет, победила "оппозиция чиновников, которые не захотят в каждом отдельном ведомстве выпускать из рук хранящиеся у них бумаги и связанные с этим хранением служебные выгоды"32. Этот проект Половцова обсуждался в министерствах в течение почти 15 лет (1884 - 1899), но так и не получил движения.
В январе 1883 г. Половцов был назначен также и членом Комитета финансов и привлекался к работе в различных совещаниях, комиссиях и комитетах. В 1883 - 1885 гг. он участвовал в Особом секретном совещании для пересмотра существующего порядка чинопроизводства. Половцов выступал за ликвидацию чинов, и Особое совещание признало необходимым "заменить существующую систему гражданских чинов особою новою иерархиею должностей, предоставив присвоенные в настоящее время чинам преимущества должностям соответствующих степеней"33. Александр III 2 апреля 1884 г. одобрил заключение Особого совещания, и оно должно было рассматриваться в Государственном совете. Но из-за противодействия министров дело было сначала отложено, а затем и вовсе похоронено, как и все предыдущие попытки этого рода. Странно, что, комментируя работу этого совещания, П. А. Зайончковский считал отмену чинов мерой реакционной, поскольку ликвидация чинов, то есть Табели о рангах, якобы закрывала бы доступ в дворянское сословие разночинцам34. Как известно, получить дворянство можно было разными путями, например, при награждении соответствующим орденом. Но дело даже не в этом, главное - и этой точки зрения придерживался
Половцов - нормальное развитие страны требовало не обособления сословий возвышением, приданием одному - дворянскому - сословию все больших привилегий и прав, чего добивалась наиболее реакционная (и недальновидная) часть дворянства, а уравнивания прав всех подданных империи.
В 1885 - 1886 гг. Половцов участвовал в работе Комиссии по пересмотру Учреждения об императорской фамилии. Он был инициатором этого пересмотра: в личном докладе Александру III 16 февраля 1884 г. Половцов напомнил ему, что еще семь лет назад подал записку о необходимости изменить этот закон, что и положило начало процессу пересмотра. Комиссия, в которой Половцов играл центральную роль и являлся основным составителем текста, довольно быстро закончила свою деликатную, даже болезненную для великих князей работу. Новый закон об императорской фамилии, заменивший старое, "Павловское" положение 1797 года, был утвержден Александром III 2 июля 1886 года35.
С самого начала службы государственным секретарем Половцов тяготился своим положением. Его Дневник пестрит записями: "мое положение трагическое" (январь 1887 г.), "мое положение делается невыносимым" (февраль 1887 г.), "мучительная и бесплодная моя служба" (декабрь 1888 г.), "я никаких иллюзий относительно своего положения не имею; я желаю уйти, как можно скорее, и вся моя претензия в том, чтобы уйти потихоньку, без скандала" (март 1889 г.)36. Уже в июне 1886 г. он просил у царя увольнения, мотивируя это тем, что ему трудно на 55-м году жизни нести канцелярские обязанности в таких размерах. Однако дело с отставкой затянулось на много лет, очевидно потому, что Половцов надеялся получить министерский портфель. Такая возможность открывалась перед ним не раз, но либо речь шла о ведомстве, возглавить которое он не захотел (народного просвещения), либо, как в случае с Министерством внутренних дел, этому препятствовали интриги лиц, заинтересованных занять это место, либо, как в случае с Государственным контролем, назначение срывалось по неясным причинам ". Усталость накапливалась, росло разочарование, начали одолевать болезни (Половцов страдал мочекаменной болезнью, а с середины 1880-х годов подагрой в сильной форме). К тому же отношения с Александром III становились все более натянутыми, и с 1 июля 1892 г. Половцов получил, наконец, увольнение с одновременным назначением членом Государственного совета, оставаясь сенатором и статс-секретарем, с сохранением содержания в 10 тыс. руб. в год. За время службы государственным секретарем он получил чин действительного тайного советника (1885 г.) и орден Александра Невского (1887 г.), а в 1891 г. также и алмазные знаки к нему.
Первые годы после отставки Половцов провел в основном за границей, на курортах и водах, редко присутствовал на заседаниях Государственного совета. В нечастые свои наезды в Россию он занимался больше своими общественными обязанностями - по Русскому историческому обществу, Училищу технического рисования - и предпринимательскими делами. Лишь в конце 1890-х годов, несколько подлечив подагру, он вернулся к государственным делам: с 1900 г. постоянно посещал заседания Комитета финансов и собрания Государственного совета (в январе был назначен к присутствию в Департаменте законов), проявляя свою прежнюю энергию, упорство в отстаивании своих мнений и нежелание идти на компромисс в принципиальных вопросах из верноподданических и карьерных соображений.
Многократно Половцов оппонировал министру финансов С. Ю. Витте, крайне этим досаждая тому. Признавая достоинства Витте как государственного деятеля и часто соглашаясь с ним в существе предлагаемых финансовых мер, Половцов не соглашался с ним, когда видел, что не продуманы детали намечаемых мер или неверно оцениваются их последствия, не принимал методы, используемые Витте, с его попытками не считаться с законами. Постоянно происходившие стычки раздражали Витте, который, умея убедить Николая II в своей правоте и заручившись его поддержкой, стремился обойти Государственный совет и не считал в таких случаях нужным с ним церемониться.
В воспоминаниях Витте своеобразно отомстил Половцову, так сказать, ответил "на лестнице", - массой небылиц, не исключая даже анекдота о том, что старший сын Половцова, Александр, женился на графине С. В. Паниной якобы из-за расчета обрести таким образом графский титул; вся эта сплетня противоречит и характеру самого Половцова, и характеру его сына, да и просто хорошо известным фактам38. Так и большинство написанного Витте о Половцове ("Все время... занимался различными аферами: продавал, покупал, спекулировал и доспекулировался до того, что почти все состояние своей жены проспекулировал", "был таким невозможно легкомысленным и глупым в своих личных делах", "человек... был очень антипатичный... низкопоклонен, угодлив", имел "прямо в натуре... подлизываться к сильным, власть имущим, как, например, к великим князьям", и пр.39), при ближайшем рассмотрении оказывается на удивление вздорным, несправедливым и не соответствующим действительности40.
В 1901 - 1908 гг. Половцов - непременный член и активный участник наиболее важных для судеб страны совещаний и комиссий: Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности (январь 1901 - апрель 1904 г.), Особого присутствия Государственного совета для обсуждения проекта нового Уголовного уложения, различных совещаний для разработки изменений в законах о Государственном совете и Думе. В новом Государственном совете Половцов был назначался к присутствию на 1906 - 1909 годы.
Тяжелым ударом для него стала смерть жены Надежды Михайловны (9 июля 1908 г.), после чего здоровье его пошатнулось41 и последние месяцы своей жизни Половцов провел в своем родовом имении Рапти, где он и скончался 24 сентября 1909 г. на 78-м году жизни. Похоронен А. А. Половцов рядом с могилой жены, в фамильном склепе баронов Штиглицев (в Троицкой церкви, в парке имения Штиглицев под Нарвой)42.
Наряду с государственной службой и общественными обязанностями Половцов много усилий посвятил промышленно-финансовой деятельности. Половцовым принадлежал крупный пай в Невской ниточной мануфактуре, а после смерти барона Штиглица Н. М. Половцова стала совладельцем Невской бумагопрядильной мануфактуры, Кренгольмской фабрики бумажных изделий в Нарве, Нарвской суконной мануфактуры, Екатерингофской бумагопрядильной мануфактуры; был приобретен крупный пай суконной фабрики Вермана в Риге. В конце 1870-х - начале 1880-х годов Половцовы купили несколько крупных имений в Тамбовской и Воронежской губерниях с винокуренным и мукомольным производствами. В 1883 г. Половцов приобрел у казны на имя жены Богословский горный округ в Пермской губернии, где с XVIII в. добывали золото, ртуть, медь, железо. В 1894 г. там был построен крупнейший на Урале металлургический, рельсопрокатный завод, получивший большой заказ на рельсы для строившейся казенной Сибирской магистрали. Завод был назван в честь жены Надеждинским и положил начало городу Надеждинску. В 1895 г. было создано Богословское акционерное общество, основной пакет акций в котором принадлежал Половцовым.
Принято считать, что эта сторона деятельности Половцова была менее удачной и что к концу его жизни капитал четы Половцовых значительно уменьшился. Однако специально этот вопрос не подвергался изучению, биографы и здесь доверяют мнению Витте. Несомненно одно: предпринимательская деятельность Половцова развивалась не столь успешно, как это ему хотелось: немалое число мануфактур, фабрик, производств и предприятий требовало хозяйского глаза, а Половцов был вынужден передоверяться управляющим и директорам. При этом не следует забывать о меценатстве, благотворительности Половцовых, о сотнях тысяч рублей, пожертвованных Половцовым на издательскую деятельность Русского исторического общества, немалых личных средствах, потраченных на Центральное училище технического рисования и приобретение различных коллекций для находившегося при нем музея промышленно-художественных предметов, благодаря чему этот музей перед 1917 годом вошел в число лучших, выдающихся не только российских, но и европейских музеев43.
Политические взгляды Половцова были до известной степени противоречивы. Сам он считал себя консерватором44, что в целом, по-видимому, верно, хотя ближайшее окружение Александра III сумело создать ему перед императором репутацию либерала; она тянулась за ним и в царствование Николая II. Как сторонник монархической формы правления (это более точно, чем считать его приверженцем самодержавия), хорошо знакомый с государственным устройством Англии, Франции и других европейских стран, он полагал, что до конституции и парламентаризма Россия еще не доросла. Считал, что "самодержавие... есть только внешняя форма", а "существо и формы всякого рода живут и изменяются... следовательно, и существо и формы нашего правления должны изменяться"45. Более того, Половцов полагал, что самодержавие, по сути дела, фикция: "Самодержавное правление самодержавно только по имени, ограниченность средств одного человека делает для него всемогущество невозможным. Государь зависит от других, от лиц, его окружающих, от господствующих мнений, от других правительств, от сложившихся в человечестве сил, то прямо, то косвенно выказывающих свое влияние"; "в прежнее время около трона были люди, пользовавшиеся доверием Государя и приносившие ему пользу своими советами", но, к сожалению, полагал Половцов, "теперь таких решительно нет более и все решается случайностями личного с глазу на глаз доклада"46. 12 апреля 1902 г. он с сожалением записал в Дневнике: Сипягин и Мещерский "убедили Государя, что люди не имеют влияния на ход человеческих событий, что всем управляет Бог, коего помазанником является Царь; что Царь не должен никого слушаться, ни с кем советоваться, а следовать исключительно Божественному внушению, и если его распоряжения могут современным очевидцам не нравиться, то это не имеет никакого значения, потому что результат действий, касающихся народной жизни и истории, дает результаты и получает надлежащую оценку лишь в будущем, более или менее отдаленном"47. Так в течение 20 лет ближайшее окружение Николая II упорно убеждало его в том, что он ни на йоту не должен отказываться от своих самодержавных прав; к чему это привело, хорошо известно.
Половцов был убежден, что эволюция правления в сторону конституционной монархии неизбежна, и сочувствовал предложению Лорис-Меликова привлечь представителей от земств в Государственный совет для заявлений о нуждах провинции и участия в законодательном процессе. Неслучайно он спокойно отнесся к манифесту 17 октября 1905 года. Более того, он считал, что именно запоздание с обновлением государственного строя в России другими реформами привело страну к событиям 1905 - 1907 годов. Отвечая на вопрос Д. М. Сольского: кто виноват в наших теперешних политических несчастьях, то есть революционных событиях, Половцов назвал Александра III, "который по вступлении на престол, вследствие назиданий Победоносцева, Каткова и К", отверг утвержденное и отцом его, и им самим предложение созвать представителей земства для сотрудничества с Государственным советом и, будучи человеком ограниченного ума и упрямого характера, стал коверкать законодательство Александра II, не понимая, что делает. Сына своего не воспитал, так что он, вступив на престол, под влиянием отцовских креатур продолжал действовать в их смысле, что и не могло не привести нас к теперешнему ужасному положению"48.
Конечно, за полвека службы политические взгляды Половцова претерпели определенное развитие. Но нет оснований полагать, что "по мере приближения к старости" его убеждения "становились все более ретроградными", его воззрения претерпели крутой поворот49.
В некоторых принципиальных вопросах - и в этом сказалась его политическая проницательность - он придерживался либеральных воззрений и остался верен им до последних дней, например, в вопросе о формах крестьянского землевладения - ключевой проблеме российской действительности. Еще в 1891 г. в личном докладе он убеждал Александра III отказаться от консервации правительством общинной формы землевладения, видя в нем тормоз экономическому развитию страны и оплот социалистических тенденций. Он считал необходимым постепенно перейти к подворной, семейной собственности на землю и доказывал царю, что община - такой же анахронизм, как и некоторые другие условия российской действительности: "Если Вы, Государь, в царствование свое уничтожите чины, общинное владение да половину праздников, так оставите после себя совсем другую Россию". Тщетно. "Из его ответа можно было вывести заключение, что чины он готов уничтожить, общинного владения касаться не решается и в некоторой степени ему сочувствует, сокращение числа праздников почитает делом затруднительным"50.
16 сентября 1895 г. Половцов передал вел. кн. Владимиру Александровичу записку о необходимости реформировать крестьянское землевладение. Высоко оценив акт 19 февраля 1861 г., Половцов указывал, что "составители крестьянского положения понимали недостаточность хотя и громадного, но единичного мероприятия", что "они положили... крупный, но лишь первый камень". Но в течение двадцати последующих лет продолжения крестьянской реформы не последовало, а предпринятые Д. А. Толстым законодательные меры лишь ухудшили ситуацию, и в итоге за 34 года, минувших после 19 февраля, сохранилось в неприкосновенности владение землей на общинном праве, говорилось в записке. 80% русского народа лишено прав в отношении своего имущества; крестьянин, "уплативший правительству значительную долю цены земли своей, не знает, чем и на каком основании он владеет". Это положение, считал Половцов, крайне опасно. Он напоминал о причинах, вызвавших революцию 1789 - 1793 г. во Франции, и указывал выход из создавшегося положения. "Первою вехою должно быть установление права собственности с тою твердостью и непоколебимостью, на которых выросли все настоящие успехи человечества", следовало прекратить насильственное навязывание общинного владения землей, "даровать действительную возможность перехода от общинного владения пахотными землями к участковому, а затем и от участкового к единоличному". Тогда возникнут хозяйства, "имеющие, при твердой, преемственно обеспечивающей семейство собственности, возможность с осязательными для самих себя и целого государства последствиями трудиться и пожинать плоды трудов своих"51.
Таким образом, за 6 - 7 лет до того, как к таким же выводам пришел Витте и отстаивал их в Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности, и за 12 лет до столыпинских реформ, которые разрушали сельскую общину, Половцов намечал путь выхода из тупикового состояния крестьянского землевладения: переход от общинного к подворному, семейному и далее личному наследственному землевладению и правовое обеспечение личной земельной собственности. Более того, его программа шла дальше тех мер, которые задумал Столыпин.
Кроме того, Половцов стремился ограничить власть бюрократии и усилить ее ответственность перед монархом. Сам высокопоставленный чиновник, Половцов осуждал бесконтрольное, безответственное всесилие чиновничества: "Бездарность чиновничьего управления беспримерна!", - писал он52. В целом он выступал за буржуазный путь развития при сохранении монархической формы правления и совершенствовании механизма управления.
Известна роль Половцова как общественного деятеля, мецената, благотворителя. Ему принадлежала исключительная роль инициатора создания, организатора и в течение 43 лет руководителя Русского исторического общества53; только его настойчивость, организаторский талант да обширные знакомства и связи в различных слоях общества позволили ему "поднять" такую глыбу, как издание полутора сотен томов Сборника РИО (при его жизни вышло 128 томов и еще шесть было подготовлено). Что касается Русского биографического словаря, то лишь вложение сотен тысяч рублей из личных средств Половцова позволило этому уникальному изданию стать фактом русской культуры. Достаточно прочитать Дневник Половцова за 1866 - 1908 гг., чтобы представить себе, сколько трудностей преодолел он на этом пути.
Второе важнейшее деяние Половцова на общественном поприще - основание Центрального училища технического рисования барона А. Л. Штиглица. Известно54, что банкир Штиглиц ничего не понимал в искусстве и не проявлял никакого интереса к художественным произведениям. Но Половцовы уговорили банкира именно путем создания училища увековечить свое имя. В январе 1876 г. барон дал 1 млн. рублей на создание в Петербурге Училища технического рисования, за что был удостоен Александром II благодарственного рескрипта, сверх того по завещанию Штиглиц оставил на нужды уже функционировавшего учебного заведения 9,7 млн. рублей. Цель создания училища в юбилейной речи по случаю его 25-летия (9 января 1902 г.) Половцов определил следующим образом: Училище должно готовить художников, мастеров для художественно-промышленных производств, работников прикладного искусства во имя "достижения возможно совершенного изящества в предметах не только исключительной, но и повседневной русской жизни. Пускай не одни дворцы и палаты останутся хранителями предметов, увеселяющих глаз, возвышающих душевное настроение, пускай, напротив, всякое жилище русского труженика и семьи его согревается светлым лучом искусства, требующим не драгоценных материалов, хотя бы изобилующих в нашей родине, но исключительно общедоступного к исполнению гармонического сочетания линий и красок"55.
Под здание училища барон Штиглиц отвел небольшой участок своей земли в Соляном городке. Вся практическая работа по созданию училища легла на Половцова, который формально был лишь заместителем почетного попечителя (сначала барона Штиглица, затем Н. М. Половцовой) и членом Совета, управлявшего училищем: наблюдение за строительством сначала корпуса училища, а затем и музея при нем; изнурительная - десятилетиями - борьба с бюрократией, препятствовавшей расширению территории для училища и музея в Соляном городке, несмотря на одобрение и прямое указание сначала Александра III, а затем и Николая II; организация учебного процесса, подбор преподавателей, учреждение филиалов училища в Саратове, Ярославле, Иваново-Вознесенске, в Костромской губернии; поиск и приобретение коллекций для музея (на что порой денег не хватало, и Половцовы добавляли из своих личных средств) и многое другое. Все это Половцов делал с увлечением. В результате Центральное училище технического рисования барона Штиглица, открытое 29 января 1879 г., к 1917 г. имело более тысячи учеников, его музей, построенный под руководством замечательного архитектора М. Е. Месмахера, вошел в число наиболее известных музеев Европы56.
Практически всю жизнь Половцов вел дневник: первые сохранившиеся записи относятся к декабрю 1859, последние датированы 1908 годом. Характеристика, которая дана Дневнику в первой биографии Половцова57, неверна, плохо отражает его действительные особенности. Этот выдающийся исторический источник раскрывает исторические реалии эпохи.
Во-первых, в нем имеются записи о встречах, разговорах с сотнями видных деятелей. Это позволяет представить себе время "в лицах", узнать, о чем думали и говорили люди в высшем обществе, околопридворной среде, правительственных сферах. Записанные Половцовым беседы с Александром II, Александром III, Николаем II и другими членами семейства Романовых весьма содержательны. Во-вторых, автор Дневника дает блестящие характеристики многих государственных деятелей (в их числе граф Д. А. Толстой, граф Петр Шувалов58, К. П. Победоносцев, князь А. М. Горчаков, Н. К. Гирс), членов семьи Романовых и др.; Половцов обладал даром сжатой, емкой характеристики человека и его деяний. Эти характеристики бывают хлестки и беспощадны, но из фактических событий известно, что иного эти лица и не заслуживают. В-третьих, Половцов, в силу своего служебного положения, обширных знакомств, стоял у истоков многих важных событий и решений, и ряд сообщаемых им подробностей известен лишь по его Дневнику. Можно было бы привести в-четвертых, в-пятых и т. д., но... читайте Дневник Половцова, он того стоит.
Дневник за время его службы государственным секретарем (1883 - 1892 гг.) был издан в 1966 г. не без ошибок и неточностей; некоторые принятые в издании эдиционные правила вызывают сомнение. Пользоваться более ранними публикациями в "Красном архиве", выполненными менее квалифицированно, следует крайне осторожно. В настоящее время Дневник Половцова полностью расшифрован по подлиннику и издан заново.
Примечания:
1. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. А. А. Половцов (Биографический очерк). В кн.: Дневник государственного секретаря А. А. Половцова. Т. 1. М. 1966, с. 11.
2. Русский биографический словарь. Т. "Плавильщиков - Примо". СПб. 1905, с. 375 - 376.
3. Там же, с. 377.
4. По некоторым данным (Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 50) - купленное Александром Андреевичем Половцовым.
5. Русский биографический словарь, с. 377.
6. ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 52.
7. АННЕНКОВА Э. А. Императорское Училище правоведения. СПб. 2006, с. 28 - 29.
8. ШИЛОВ Д. Н. Государственные деятели Российской империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802 - 1917. СПб. 2001, с. 535.
9. ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 7, л. 87 - 88.
10. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 6.
11. ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 35 - 37.
12. А не в 1843 г., как писал Зайончковский (ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 6).
13. Но далеко не единственной, как считал Зайончковский (ук. соч., с. 6). По завещанию, ей отходили паи и акции в заводах, фабриках, мануфактурах, компаниях барона, а также недвижимость в Петербурге. Приводимая А. А. Половцовым "остаточная" цифра в 16 - 17 млн, по-видимому, является лишь денежным выражением унаследованного его женой имущества, куда не входила недвижимость (Дневник государственного секретаря А. А. Половцова (Дневник). Т. 1. М. 1966, с. 287).
14. Запись в дневнике от 9 марта 1881 г.: ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 18, л. 201.
15. ВИТТЕ С. Ю. Воспоминания. Т. 1. М. 1960, с. 181.
16. А не с 1876-м, как утверждал Зайончковский (ук. соч., с. 5). К сожалению, приходится постоянно отмечать в этом биографическом очерке многочисленные неточности.
17. ШИЛОВ Д. Н. Ук. соч., с. 535.
18. "Вчера был у меня сенатор Половцов, близкий человек великого князя Владимира Александровича и отчасти наследника цесаревича" (Дневник Д. А. Милютина. 1876 - 1877 гг. Т. 2. М. 1949, с. 149).
19. Дневник Е. А Перетца (1880 - 1883). М. -Л. 1927, с. 153.
20. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 16; см. также: ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 18, л. 65.
21. "Я воспитывался при Николае Павловиче и четыре года служил ему; то было царство лжи, обмана, подобострастия, всякой неправды" (Дневник, т. 2, с. 238).
22. Текст "Особой инструкции": Русский архив, 1912, N 11, с. 417 - 429.
23. Запись в Дневнике от 17 августа 1880 г.: ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 17, л. 13.
24. Там же, л. 8.
25. Дневник Е. А. Перетца, с. 152 - 157; Дневник, т. 1, с. 19 - 24.
26. Запись в Дневнике от 10 июля 1882 г. со слов графа П. А. Шувалова (ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 20, л. 78об. - 79).
27. Дневник, т. 2, с. 73, 101, 103.
28. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 10.
29. Там же, с. 11.
30. Дневник, т. 2, с. 106, 117, 119.
31. Это монументальное здание, построенное по проекту архитектора М. Е. Месмахера, и сейчас стоит на углу Миллионной улицы и Зимней канавки.
32. Дневник, т. 2, с. 62.
33. Там же, т. 1, с. 498.
34. Там же, с. 498 - 499.
35. ПСЗ-3. Т. 6, N 3851.
36. Дневник, т. 2, с. 12, 25, 133, 142, 180.
37. Там же, т. 1, с. 233, 319.
38. ВИТТЕ С. Ю. Воспоминания. Т. 1. М. 1960, с. 332 - 334; Дневник, т. 2, с. 273.
39. ВИТТЕ С. Ю. Ук. соч. Т. 1, с. 182, 183, 321, 367 - 368; т. 2, с. 30, 31.
40. К сожалению, расчет Витте в известной мере оправдался: его воспоминания были опубликованы в середине 1920-х годов, в 1960-м последовало массовое издание, и по-прежнему историки часто слишком доверяют их автору.
41. Воспоминания кн. П. А. Оболенского. - Новый журнал, 1989, т. 174, с. 240 - 249.
42. Там же, с. 240; но это произошло не в имении Рапти, как указывает Шилов (ШИЛОВ Д. Н. Ук. соч., с. 536).
43. ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 46.
44. Дневник, т. 1, с. 244.
45. Там же, с. 99; ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 7, л. 69.
46. Там же, л. 68 (запись относится к 1874 г.); Дневник, т. 2, с. 417 (запись 3 февраля 1892 г.).
47. ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 54, л. 65об.
48. Там же, д. 69, запись 13 июня 1906 г., цит. по: Красный архив, 1923, т. 4, с. 115.
49. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 8.
50. Дневник, т. 2, с. 402, 435 (запись 14 марта 1892 г.).
51. ГАРФ, ф. 583, оп. 1, д. 48, л. 22об. - 37.
52. Дневник, т. 2, с. 439.
53. См. Вопросы истории, 2007, N 3, с. 3 - 19.
54. ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 118, л. 45.
55. ГАРФ, ф. 583, оп. 1,д. 54, л. 38.
56. ТЫЖНЕНКО Т. Е. Максимилиан Месмахер. Л. 1984, с. 72 - 131.
57. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ П. А. Ук. соч., с. 14 - 17. См также: ЕГО ЖЕ. Кризис самодержавия на рубеже 1870-х - 1880-х годов. М. 1964, с. 34; ЕГО ЖЕ. Российское самодержавие в конце XIX века. М. 1970, с. 18.
58. Дневник, т. 2, с. 174 - 176, 189 - 191.
Вопросы истории, № 7, Июль 2008, C. 39-54
Никитин Станислав Александрович - историк.
No comments:
Post a Comment